Выбрать главу

Безусловно прилежный ученый, Иоанн Солсберийский никогда не был профессиональным теологом или философом. По прошествии лет, проведенных при римской курии, он стал секретарем архиепископа Кентерберийского Теобальда. После смерти Теобальда общие интересы сблизили Иоанна с Томасом Бекетом, которого он поддерживал в его знаменитой борьбе с королем Англии[159]. Таким образом, Иоанн был человеком дела. В то же время он внимательно наблюдал за мыслью и нравами своего времени. Горячий поклонник ораторского искусства Цицерона, он питал особое отвращение к варваризмам в стиле и речи. Тех, кто приобретал познания с чисто утилитарными целями, он именовал "корнифицианами" - впрочем, кто такой Корнифиций, мы не знаем. В 1176 г. Иоанн стал епископом Шартра. Так что, хотя он, вероятно, никогда не учился и, конечно, не преподавал в Шаргре, в последние годы жизни он, во всяком случае, был епископом этого города.

В сочинении Metalogicon ("Металогик") Иоанн Солсберийский разъясняет, что обсуждение философских тем - если оно не основывается на логических принципах и методе, развитых Аристотелем, - или заведет нас в тупик, или будет совершенно бессистемным, приводя к истине скорее по счастливой случайности, чем в результате здравого рассуждения. В то же время он принижает диалектику, считая ее своего рода игрой, т. е. инструментом в словесной акробатике или в обсуждении никчемных проблем, либо, хуже того, средством получения прибыли.

Эти идеи, возможно, не поражают своей глубиной, однако обнаруживают в Иоанне изрядную долю здравого смысла - качество, очевидное и в его суждениях об универсалиях. Он решительно заявляет, что ищущий виды и роды вне ума попусту тратит время[160]. Универсалии суть умственные конструкции или продукты человеческого разума, а не реальности, существующие вне ума. Отсюда не следует, однако, что они являются flatus vocis или совершенно произвольными конструкциями. Человеческие существа, например, объективно сходны в том, что отличает их или же составляет объективное основание для их отличения от других видов вещей. Ум сравнивает вещи, подмечает основные сходства и различия и посредством абстрагирования формирует видовые и родовые понятия. Эти понятия в действительности являются умственными конструкциями, и бесполезно искать, например, общую человеческую природу, которая существовала бы вне ума наравне с конкретными человеческими существами. Однако понятие человека не является пустым, лишенным объективного значения. Ибо оно в абстрактной форме представляет действительное сходство человеческих существ, сходство между тем, что Аристотель называл субстанциальными формами человеческих существ.

Иоанн Солсберийский считал истинность этой линии рассуждения совершенно очевидной. По его мнению, и ультрареализм (который постулирует существующие вне ума универсальные реальности), и тот номинализм, который просто отождествляет универсальные понятия со словами, являются очевидно ложными.

Сумбурное сочинение Иоанна Солсберийского Polycraticus ("Поликратик"), согласно подзаголовку[161] толкующее о суетности придворных и традиций философов, замечательно как одно из первых произведений средневековья, в которых подробно обсуждается политическая теория. Его общая идея государства - всецело теократическая, или иерократическая.

Правда, изучавший римское право и убежденный в его цивилизаторской миссии в Европе Иоанн готов принять максиму римского юриста Ульпиана, согласно которой угодное государю имеет силу закона. Государь является законодателем, а его воля - источником закона. В то же время Иоанн поясняет, что не имеет в виду поощрять произвольное законотворчество монарха[162]. Государь нравственно обязан уважать естественный моральный закон и христианскую веру и этику.

Иоанн прибегает к достаточно широко распространенной тогда аналогии с отношением между душой и телом В христианской общине душа представлена христианской верой и христианскими этическими понятиями. Поэтому как душа выражает себя в теле и посредством тела, христианская вера и христианские представления о справедливости и праве должны выражаться в положительном праве государства. На деле это означает, что церковь выше государства и что государь подчиняется или должен подчиняться авторитету церкви. Создавая законы, он должен прислушиваться к мнению духовенства, поскольку священники наилучшим образом подготовлены к суждению о том, соответствует или не соответствует предложенный закон христианской вере и этике.

Иоанн приходит к выводу, что чем больше законотворческая деятельность государя противоречит христианской вере и морали, тем большим тираном он становится. В условиях устоявшейся тирании граждане вправе, а в чрезвычайных ситуациях даже обязаны, убить тирана[163], во всяком случае, если их молитвы о его вразумлении оказались недейственными, и при условии, конечно, что менее радикальных способов его смещения не существует. Однако было бы анахронизмом рассматривать учение об оправданности тираноубийства как радение за политическую демократию в нашем смысле слова. Иоанн, несомненно, разделял общее убеждение, что монарх должен уважать обычаи и традиционные законы страны. Он утверждал, что монарх обязан заботиться о благосостоянии своих подданных, в особенности наиболее нуждающихся. Но такие взгляды были обычны для средневековья и считались вполне совместимыми с теократической концепцией христианского государства. Иоанн налагал ограничения на королевскую власть исходя из требований морального закона и христианской веры, а не из политического права граждан участвовать в правлении[164].

Мы видели, что уже в XII в. парижские школы постепенно становились центром притяжения. Одна из них действовала при августинианском Сен-Викторском аббатстве в предместье Парижа. Именно сюда удалился на покой Гильом из Шампо, побежденный в споре Абеляром. Впоследствии эта школа снискала высокую репутацию при Гуго Сен-Викторском (вероятно, выходце из Германии) и шотландце Ришаре (Ричарде) Сен-Викторском. Видимо, профессор Дэвид Ноулз прав, полагая, что единственной и главной причиной относительно малого внимания к викторианцам (по сравнению, скажем, с другими школами и отдельными учителями того времени) была их репутация писателей-мистиков[165]. Ибо такая репутация создает впечатление, будто изучение викторианцев относится скорее к истории духовности, чем к истории средневековой философии. Однако на самом деле викторианцы никоим образом не ограничивались темой мистического созерцания и молитвенного восхождения души к Богу. Они, конечно, разделяли убеждение св. Августина, полагавшего, что целью поисков истины является беспредельное блаженство, в конечном счете находимое в самом Боге. Ришар Сен-Викторский, в частности, развивал мистическую теорию, и его аллегорическое толкование Писания было чуждо умам большинства современных ему экзегетов. В то же время и Гуго и Ришар Сен-Викторские внесли свой вклад в развитие теологической и философской мысли средневековья.

Гуго Сен-Викторский (ум. 1141), как передают, родился в знатной семье в Саксонии и учился сначала в Хальберштадте (хотя то, что он родился в Германии, не вполне достоверно).

Во всяком случае, он продолжил свое образование в Париже, в Сен-Викторском аббатстве, где впоследствии преподавал и писал свои сочинения. Основная философская работа Гуго - Didascalion в семи книгах. Сочинение "О таинствах христианской веры" (De sacramentis christianae fidef) сыграло важную роль в развитии теологии. Гуго написал также комментарий к "Небесной иерархии" Псевдо-Дионисия, переведенной на латинский язык Иоанном Скотом Эриугеной.

Одно из изречений Гуго гласит: "Учись всему: потом увидишь, что ничто не лишне"[166]. Слово "всему" отсылает, конечно, к разным областям знания того времени. В сочинении Didascalion Гуго дает классификацию наук и искусств, опираясь главным образом на Аристотеля в переложении Боэция, но и на некоторых других авторов. Логика, которая, по его словам, изучает понятия, а не вещи и подразделяется на грамматику и искусство рассуждения, является приготовлением к собственно науке[167]. Наука же разделяется на теоретическую науку, включающую в себя теологию, математику[168] и физику[169], и на практическую науку, состоящую из этики, экономики и политики. Кроме того, существуют разные "несвободные", или "поддельные"[170], науки, в том числе такие разнообразные виды деятельности, как плотницкое дело, коммерция, земледелие, медицина и сценическое искусство.