Далее, Минуций Феликс[14] доказывал, что космический порядок свидетельствует о божественном единстве. Но такие замечания едва ли представляют собой нечто большее, нежели утверждения, которые повторяют общие выводы, сделанные уже в Библии[15]. Однако касательно второго момента, а именно того, что языческие философы - по крайней мере некоторые из них - приблизились к истине[16], требует дополнительного разъяснения отношение христиан в античности к греческой философии.
Пекоторые из ранних христианских авторов относились к философии однозначно враждебно. Эта реакция, несомненно, подпитывалась критикой, направленной против христианства рядом философов в то время, когда христианская религия стала получать известность. В основе своей, однако, враждебность была выражением резкого противоположения мудрости, данной Богом в откровении, и человеческого умозрения, а также христианской жизни, возможной благодаря божественной благодати и поддерживаемой ею, и самодостаточной добродетельной жизни, которую вели философы вроде киников и стоиков. Вместе с тем враждебное и даже презрительное отношение того или иного христианского писателя к философии отнюдь не означало, что он не испытал влияния нехристианской и неиудейской мысли. Замечательным примером в этом смысле является Тертуллиан (ок. 160-ок. 220). Когда он считал нужным, он мог выражать крайнее презрение к философам - особенно когда размышлял о Библии как единственном подлинном руководстве к спасению. По его мнению, Афины и Иерусалим, как он выражался, не имеют между собой ничего общего. В то же время он принимал некоторые идеи, идуищие от стоицизма.
Вообще говоря, среди христиан, мыслящих шире, возобладала иная установка. Даже те, кто с известным недоверием относился к философам, вынуждены были согласиться, что некоторые языческие авторы ближе других подошли к религиозным истинам, признаваемым иудеями и христианами. Не желая, однако, объяснять этот факт силой самой философии, они выдвинули чрезвычайно спорную теорию, согласно которой такие мыслители, как Платон, делали заимствования из Ветхого Завета[17] Другие христианские писатели шли в ином направлении, утверждая, что божественное Слово, или Logos[18], которое просветляет каждого человека, входящего в мир[19], позволило философам - одним больше, другим меньше - достичь частичного познания религиозной и нравственной истины. Таким образом, была предложена точка зрения, согласно которой иудеи были просветлены благодаря Закону и пророкам, греки же были просветлены, пусть и в меньшей степени, через философию. Закон и пророки, с одной стороны, и философия - с другой, предвосхищали Евангелие.
Эта точка зрения несомненно оставляла за греческой философией некоторую положительную ценность. Однако с равной несомненностью она предполагала, что философия, если рассматривать ее как поиски нравственной или религиозной истины или как путь к спасению, перестала выполнять свою функцию. С точки зрения христианских писателей, поиски создателя и отца вселенной, по выражению Платона, а также поиски знания о конечной цели человека и способе ее достижения достигли цели в христианской религии. Логические и философские категории могли, конечно, использоваться как орудия теологии и для развития всеобъемлющего христианского истолкования мира. Однако в том, что касается знания о Боге и о цели или задаче человеческой жизни, поиски истины уступили место обладанию ею.
Положительная оценка греческой мысли, особенно платонизма, как приближения к истине встречается даже у некоторых апологетов II в., особенно у Юстина Мученика в "Диалоге с Трифоном"[20], но более характерна для христианских мыслителей из Александрии, города, где впервые возникла яркая и процветающая христианская интеллектуальная жизнь, объединенная вокруг катехизической школы. Эта школа, которая ассоциируется главным образом с именами Климента Александрийского (ок. 150 - ок. 213) и Оригена (ок. 185 - ок. 254), может быть названа теологическим институтом, занятым библейской экзегезой, а также осмыслением и теологическим оформлением содержания христианской веры. Ведущие мыслители этой школы в своих спекуляциях испытали значительное влияние греческой мысли.
Климент Александрийский, обратившись в христианство, продолжил линию, намеченную Юстином Мучеником. Иными словами, он рассматривал греческую философию как положительное приготовление к христианству, как наставницу, в обязанности которой входило воспитание греческого ума, с тем чтобы он смог вместить истину, сообщенную в откровении через Христа. Как прежде Юстин Мученик, Климент соглашался, что греческие философы сделали заимствования из Ветхого Завета и исказили то, что заимствовали. Однако эта мысль соединилась у него с убеждением, что философы, особенно Платон, достигли некоторого знания истины благодаря иллюминации, исходящей от божественного Логоса. Кроме того, Климент рассматривал философскую спекуляцию не просто как приготовление к христианской мудрости, но также как орудие, позволяющее постичь, уяснить и выразить эту мудрость. Он противопоставлял христианский gnosis, или знание, которым обладают наиболее широко мыслящие христиане, не только непросвещенной вере, но и предположительно более высокому и эзотерическому знанию еретиков-гностиков[21]. Так, только широко мыслящие христиане понимают, что все имена, которые приписывают Богу как предикаты, в действительности неприложимы к нему, поскольку он превосходит нашу способность понятийного постижения.
Видимо, здесь сказалось влияние Филона[22], хотя Климент ссылается также на замечания о трансцендентной природе Блага, высказанные Платоном в "Государстве". В то же время высокая оценка Климентом греческой философии была отнюдь не безоговорочна. Ведь он приписывал ей положительное значение лишь постольку, поскольку она может быть в некоторых случаях представлена как приближающаяся к христианской истине. Греческая философия интересовала его не сама по себе, но лишь как приготовление к христианству.
Вместе с другими христианскими писателями античности он считает настоящим философом христианского мыслителя, а христианство - подлинной "философией", или мудростью.
Самым замечательным представителем христианской школы Александрии был Ориген[23]. Человек, принявший мученичество за веру в правление императора Деция, он был убежденным и пламенным христианином. В то же время он был наделен мощным умом, склонным к спекулятивному мышлению, и некоторые детали его учения вызвали обвинение в неортодоксальности. В общем, можно сказать, что он развивал христианское мировоззрение с помощью философии, особенно платонизма (в форме, которую тот принял тогда в эллинистическом мире"), но также, в какой-то мере, стоицизма. Его трактат "О началах" выражал мировоззрение философски мыслящего теолога, тогда как в своей более поздней апологетической работе "Против Цельса" Ориген посчитал возможным обратиться к определенным аспектам греческой мысли, противопоставив ее нападкам Цельса на христианскую религию.
Согласно Оригенову видению или толкованию реальности, в ней имеет место исхождение из Бога и возвращение к Богу, представляемому как Единое, которое отождествляется с Отцом. Единое трансцендентно относительно сущности и сущего, но может быть описано как благо или, скорее, как Благо само по себе, абсолютная благость. Творение есть выражение, передача или распространение благости, исходящей из Бога в силу необходимости его природы, поскольку, так сказать, он есть то, что он есть. Посредником в творении является Логос, заключающий в себе идеи, или вечные образцы творения, архетипы, содержащиеся в божественном уме, отождествляемом Оригеном со вторым Лицом Троицы, Словом, о котором говорится в прологе к четвертому Евангелию. Поскольку платоновская идея души мира считается приблизительным выражением христианского учения о Святом Духе, можно сказать, что Ориген толковал христианскую веру в Троицу в свете неоплатонической иерархии (или, точнее, в свете среднего платонизма), т. е. использовал последнюю для разъяснения первой.