В формах, приданных ей исламскими философами, она сосуществовала с другой религией. За исключением некоторых отраслей знания (таких, как медицина и право[542]), термин "философия" стал фактически обозначать светское знание как отличное от теологии, основывавшейся на богооткровенных посылках.
Приток идей извне христианского мира породил проблему. Некоторым показалось, что натуралистическое мировоззрение, представленное главным образом Аристотелем, приходит в столкновение со сверхприродным мировосприятием христианства и что его распространение следует сдерживать. Установка таких теологов, как св. Альберт Великий и св. Фома Аквинский, была, конечно, иной. Они не верили, что все сказанное каким-либо греческим или исламским философом является истинным. Ввиду разноголосицы высказанных философами мнений такая вера в любом случае не могла быть обоснованной. Но они были убеждены, что литература, сделавшаяся доступной, содержит в себе большую долю истины, которая, будучи истиной, должна непременно быть совместима с христианским откровением. Что касается философии Аристотеля, то Аквинат, в частности, был уверен, что сама по себе она в общем и целом истинна и, хотя ее можно представить как натуралистическое мировоззрение, она все же может быть использована и как мощное орудие для развития целостного христианского видения реальности. Конечно, он полностью осознавал, что мысль греческих и исламских философов не является выводом из специфически христианских посылок и что философия должна быть признана отдельной и автономной дисциплиной. Но, поскольку он был нацелен на синтез аристотелевской философии с христианской теологией и избегал их смешения, можно утверждать, что в известной мере он продолжил установку св. Августина. Иными словами, хотя Аквинат и проводил четкое различение между теологией, или "священным учением", с одной стороны, и философией, с другой, - различение, которое Августин не проводил и в действительности не мог проводить[543], - он мыслил, несомненно, в терминах целостного христианского видения реальности, обогащенного мыслью людей, которые творили, не имея христианской веры. Фактически развитие философии в XIII в. было делом скорее теологов, нежели профессоров факультета искусств, которые - во всяком случае, согласно их собственному разъяснению - больше интересовались историей философии.
Однако философию нельзя, словно дрессированного пса, выучить беспрекословному послушанию - разве что ценой лишения ее жизни и мощи. Несмотря на героические усилия просвещенных теологов - таких, как Альберт Великий и Фома Аквинский, - направленные на то, чтобы показать принципиальную совместимость аристотелизма и христианства, вполне ясно, что на факультете искусств подчас занимались философией, не очень-то оглядываясь на теологическую ортодоксию. Если мы сосредоточим внимание на непредвзятой установке Аквината, то, естественно, станем рассматривать осуждения 1277 г. как выражение ультраконсерватизма и обскурантизма. Однако, несмотря на неожиданную поспешность, проявленную Этьеном Тампье и его компаньонами, несмотря на предрассудки такого человека, как Килуордби, и на неверное понимание отдельных моментов[544], инициаторы и сторонники осуждений, вероятно, и впрямь боялись, что автономная философия, платя небольшую и исключительно словесную дань христианской теологии, вторгается на факультет искусств и распространяется среди преподавателей и студентов, и были искренне уверены в реальной опасности усиления натуралистического мировоззрения. Ясно, что на консервативные власти не производили особого впечатления заверения, что провинившиеся или заподозренные преподаватели просто излагали Аристотеля или Аверроэса, а не высказывали свои собственные мнения. Очевидно, что эти осуждения выражали некую смесь установок и мотивов, о чем и свидетельствует пестрота осужденных положений. Всегда есть люди, для которых все, что звучит ново, отлает ересью. И, несомненно, были люди, которые чувствовали, что постыдно заменять идеи почтенных христианских знаменитостей прошлого новомодными аристотелевскими теориями. Однако по меньшей мере некоторые люди, видимо, чувствовали, что языческая философия одерживает верх и угрожает вере[545].
Как бы то ни было, XIV столетие на самом деле не изведало распространения мировоззрения, которое соперничало или было бы несовместимо с христианским истолкованием реальности. Скорее оно было свидетелем попытки деэллинизировать христианскую мысль, т. amp; избавить ее от элементов детерминизма, унаследованных от греко-исламской философии. Общие подходы и интересы.Оккама (в первой половине столетия) и Жерсона (в конце столетия) обнаруживали весьма серьезные различия; но оба эти человека были полны решимости преодолеть то, что они считали проникновением философского детерминизма в христианскую мысль. Каждый из них старался приблизить христианскую теологию и христианское мировоззрение к тому, чем, по их мнению, они должны быть.
Не приходится и говорить, что мы не можем точно знать, что произошло бы на совершенно свободной арене.
Сколько бы Оккам ни критиковал папство по частным вопросам (таким, как францисканская бедность) и по более общим (таким, как притязания пап на власть над светскими правителями или абсолютизм в Церкви), он был и остался христианским теологом Следовательно, врядли можно было бы ожидать, что он предложит мировоззрение, не соответствующее христианской теологии. Однако возможно, что, не будь зоркого ока церковных властей и деятельности инквизиторов, такие буревестники, как Николай из Огрекура, разработали бы системы, соперничающие с господствующим христианским истолкованием реальности. Но все это домыслы. Мы знаем только, что в действительности "новый путь" не дал сколько-нибудь заметного мировоззрения такого рода.
Можно сказать, что, с теологической стороны свидетельствуя о влиянии реакционного движения, которое привело к осуждениям 1277 r, с философской стороны "новый путь" настолько сосредоточился на логических исследованиях, на критике и анализе, что вопрос о выработке в его рамках философского мировоззрения вряд ли возникал. Оккам, например, не признал бы, что аргументы, выдвинутые некоторыми из его предшественников с целью доказать наличие у человека духовной и бессмертной души, равносильны строгим логическим доказательствам. Однако он не собирался отрицать человеческое бессмертие или утверждать, что человеческая душа гибнет со смертью тела. Он просто говорил, что бессмертие не может быть доказано философом Он интересовался логическим статусом аргументов, а не ставил под сомнение христианские догматы. Было общепризнанно, что догмат о Троице невозможно доказать в философии; тем не менее этот догмат признавался богооткровенной истиной. Оккам просто увеличил число положений, истинность которых можно узнать только благодаря откровению.
До этого момента все как будто бы верно. Однако хотя логики-терминисты явно не были заняты выработкой мировоззрений, via moderna приводил в конечном счете к упрощению существовавших мировоззрений. У Оккама, например, исчезает такое понятие философии Скота, как "общая природа". Исчезают и отношения как сущности вне ума. Остаются всемогущий трансцендентный Бог, с одной стороны, и индивидуальные конечные субстанции с их абсолютными акциденциями - с другой. У сторонников теории движения, исходящей из понятия импульса, все, что считалось принадлежностью двигателей сфер, становится излишним, даже если не отвергается формально и прямо.
И открывается путь к взгляду на мир как на механическую систему движущихся тел.
Надо помнить и вот о чем. Божественное всемогущество означало для Оккама (как, впрочем, и для Скота), что все, что Бог может сделать или делает посредством вторичных причин, он может сделать и без них. Он мог бы по своему решению поддерживать жизнь слона, даже если бы вся остальная вселенная была уничтожена. Он мог бы создать человеческое существо и поддерживать его жизнь как человеческого существа[546], даже если бы и не создал ничего другого. Однако Оккам утверждал, что мы знаем об этом только благодаря вере. философски это доказать невозможно. В таком случае мы, возможно, были бы склонны заключить, что "чистый" философ будет считать, будто активность вторичных причин необходима. Другими словами, чисто философский взгляд на мир будет включать в себя рассмотрение вещей как связанных необходимыми причинными отношениями. А такой взгляд будет несовместим с теологической точкой зрения на этот вопрос. Фактически же Оккам избегает этой ситуации, отвергая на чисто логических и философских основаниях все необходимые причинные отношения между отдельными конечными субстанциями. Поэтому даже если философ не только не в состоянии доказать божественное всемогущество, но и не ведает о нем, то его мир (т. е. мир философа-оккамиста), не нуждаясь в каком-то прилаживаний, может соответстровать основанному на теологических предпосылках видению мира как подвластного абсолютному могуществу Бога.