— Нет, сейчас. Я… очень изголодался по тебе. Я приду к тебе, когда ты закончишь. — С этими словами он забрал оставленный в коробке у двери поднос, принес его на кровать и растворился в темноте.
Когда утих звон цепи, Клер натянула на себя халат. Трудно представить, что она могла расстроиться после того освобождения, что он только что дал ей. Но с ней именно это и произошло. Она хотела его внутри себя.
Клер приподняла крышку, посмотрела на еду и похолодела.
— Это ленч.
Там был бекон в кише,[17] бокал вина и фруктовое пирожное.
— Ты проспала завтрак, а я не хотел, чтобы ты ела холодную еду.
Господи, ей осталось только полтора дня. При нормальных обстоятельствах это было бы поводом для празднования, учитывая то, что она собиралась выйти отсюда живой так, чтобы суметь потом вернуться за ним. Но тот факт, что сначала она должна была покинуть его, чертовски беспокоил.
— Майкл, я собираюсь вытащить тебя отсюда. — Когда ответа не последовало, она спрыгнула с кровати, движимая крайней необходимостью, основанной на страхе от будущего. — Ты слышал меня?
Она направилась к самому темному углу.
— Стой, — приказал он.
— Нет. — Она схватила с прикроватного столика подсвечник, мерцавший огоньками свечей, и, держа его перед собой, промаршировала прямо через всю комнату.
— Не подходи ближе…
Когда свет проник в темный угол, она задохнулась. Со стены свисали четыре цепи с кандалами на концах: две на высоте около пяти футов, две — на уровне пола.
— Что это? — выдавила сквозь зубы она. — Майкл… что они делают тут с тобой?
— Это то место, куда я должен уходить, когда убираются в моих комнатах. Или когда ко мне приходят и уходят гости. Я должен заковывать себя там, а освобождаюсь позднее, когда Флетчер заставляет меня засыпать.
— Он одурманивает тебя? — Хотя было непохоже, что она с трудом поверит в то, что дворецкий способен на такое дерьмо. — Ты когда-нибудь пытался сбежать?
— Достаточно. А сейчас поешь.
— К черту еду. Ответь мне. — Резкость в ее голосе вызвало отчаяние, засевшее в груди. Она не могла вынести даже мысли об его страданиях. — Ты пытался выбраться?
— Это было давным-давно. И только один раз. Больше никогда.
— Почему?
Он отошел от нее, таща цепь на лодыжке по каменному полу.
— Почему, Майкл?
— Я был наказан.
Ох, Господи.
— Как?
— Они пытались кое-что отнять у меня. В конце концов, я победил, но кое-кто пострадал. Поэтому больше я никогда не протестовал. А сейчас поешь. Я вскоре должен буду прийти к тебе. — Он уселся перед своими рисунками, поднял карандаш и принялся за работу. По тому, каким молчаливым он стал, Клер поняла, что он будет игнорировать ее до тех пор, пока она не сделает так, как он просил.
Он мог быть застенчивым и скромным, но вовсе не являлся слабым противником. Отнюдь.
Единственная причина, по которой она вернулась в постель и принялась за еду, состояла в том, что пока ее мозг плел интриги, остальному телу требовалось себя чем-нибудь занять. Задумавшись об освобождении Майкла и беспокоясь о том, что было сделано с ним, Клер перевела взгляд на темный угол, а потом осмотрела всю комнату.
— Пожалуйста, зажги все свечи.
Он тотчас же так и сделал, и комната утонула в свете.
Клер снова вернула взгляд к темному углу, где висели цепи. Она пришла в ужас от наказания, которому ему подвергли. На самом деле. Если она уйдет, а они поймут, что она вернется…
Она не смогла бы оставить его здесь. Если они уже пытались причинить ему однажды боль, это слишком опасно.
Вернемся к плану «А». Она заберет его с собой.
К тому времени, как была отложена вилка, Клер уже знала, что нужно сделать. Майкл должен будет сыграть маленькую роль, а она позаботиться об остальном. Но он пойдет с ней. Ни при каких обстоятельствах она бы не пошла на риск оставить его здесь.
Промокнув салфеткой рот, она поняла, что была только одна тарелка.
— Это было на нас обоих? — спросила девушка, внезапно испугавшись. Она прикончила добрую половину киша.
— Нет. Только для тебя. — Он бросил взгляд через плечо. — Не останавливайся, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты была сыта.
Когда она вновь принялась за еду, казалось, что он испытывает огромнейшее счастье оттого, что она ест, практически сияет от удовлетворения. И такое поощрение и принятие, в свою очередь, вызывали у нее странную и безудержную радость. Слишком на многих свиданиях на Манхэттене требовалось оставаться бдительной и сохранять подтянутость: быть худой и следовать моде, пока сидишь напротив профи при костюме и галстуке. Вести пустые разговоры, болтая о бродвейских постановках, новостях «Таймс» и знакомых. Опережать противника на одно очко, выкручиваясь самым изощренным способом.