В сибирско-татарском историческом произведении XVII в. «Шаджара рисаласи» сохранилась история этой миссии: «980/1572 г. искерский Кучум хана отправил к бухарскому Абдаллах хану посольство с просьбой прислать еще одного шейха… Потом Абдаллах хан приказал хакиму: Хан Саййиду ургенчскому хакиму еще одно письмо пошли, путь от саййидов Йарым-саййида, а от шейхов Шербети-шейха пошлет для обучения вере ислама (народа сибирского)» [Радлов, 1877, с. 118]. После прибытия миссии в Искер Йарым-саййид был назначен хакимом — управителем государства — и оставался при хане вплоть до смерти в 1574 г. Таким образом, в 1572 г. в Сибирском ханстве была введена новая должность, которая в известной степени должна была противостоять карачи.
После смерти Йарым-саййида в 1574 г. Шербети-шейх покинул Искер и вернулся в Ургенч. В 1575 г. Абдаллах II вновь направил Шербети-шейха в Искер во главе духовной миссии, в которую был также включен Дин Али-ходжа, племянник Йарым-саййида. На этот раз и Шербети, и Дин Али остались в Искере, а Дин Али был приближен к Кучум-хану, который выдал за него свою дочь Лейле [Там же, с. 220]. Потомки Дин Али и Шербети-шейха жили в нескольких татарских селах близ Тобольска еще в XVIII в. [Миллер, 1937, с. 201].
Автор карты И.Л. Измайлов.
Члены духовной миссии начали интенсивную пропаганду ислама среди населения Сибирского ханства. Было «открыто» множество мест захоронения «сибирских борцов за веру ислама», на этих местах были воздвигнуты мавзолеи. Для активизации исламский проповеди члены духовных миссий были расселены по территории ханства: например, член миссии 1575 г. Якуб-мулла по данным сибирско-татарской родословной хроники «Ыльяс мулла атасындан ишиткэни» поселился в Саргатском улусе у устья Ишима [Радлов, 1877, с. 212]. Тем не менее, исламизация шла с большим трудом; местное население, особенно в окраинных областях государства, в значительной степени сохранило доисламские верования. Это касается не только угорского населения, которое так и не приняло ислам, но и тюркского, для которого, например, в Барабе, остатки доисламских верований прослеживались и в XIX в.
Русско-сибирские отношения, фактически разорванные после 1563 г., были возобновлены после 1569 г. Но если русское правительство настаивало на исполнении Сибирским ханством своих вассальных обязательств по отношению к Русскому государству, то правители Сибири рассматривали теперь отношения с Русским государством в лучшем случае как отношения равных между собой стран (хотя, по мнению русских дипломатов, Кучум-хан и был готов признать Ивана IV «братом старейшим») [Собрание, 1819, с. 52, 63, 64], однако верховный хан Шейбанидского государства признавался Кучум-ханом в качестве сюзерена, — таким образом, с точки зрения дипломатического протокола Русское государство рассматривалось сибирскими дипломатами ниже Шейбанидской державы. Документы, направленные из канцелярии Сибирского ханства русскому царю в 1569 г., по форме соответствовали грамоте (hatt), направляемой равноправному государю. Фактически Кучум-хан направил в Москву предложения о мире и о разграничении территорий обоих государств по линии Уральских гор, а не выражение покорности и признание зависимости, как этого хотелось русской дипломатии. Ответное письмо Ивана Грозного содержало требование о признании такой зависимости со ссылкой на исторический прецедент: по мнению русского царя, основанием для этого является просьба Тайбугидского князя Едигера о принятии Сибири в русское подданство [Нестеров, 2004, с. 280]. Естественно, что такая позиция России не способствовала улучшению русско-сибирских отношений.
Это стало еще более ярко выраженным после поражения, которое нанесло Русскому государству войско крымского хана Даулат Гирея I в 1571 г., и выразилось в направлении в Москву послания Кучум-хана, составленного в форме ярлыка. Текст документа не сохранился: русские источники сохранили лишь начальный и конечный протоколы документа и кратко пересказали его содержание: «Послал о том, чтоб его Царь и Великий Князь взял в свои руки, а дань со всея сибирския земли имал по прежнему обычаю». Однако протокол документа противоречит такому толкованию русских дипломатов. Документ начинался формулой «Кучум богатырь царь — слово наше», легко реконструируемой как «Köčüm bahadur han sözüm». Подобная форма характерна именно для ярлыков, направляемых от высшего по положению правителя к низшему, зависимому. О форме документа свидетельствует и конечная формула «писано с нишаном» («usbu nišan yarliq»), что также соответствует посланию в форме ярлыка. Вероятно, Кучум-хан решил показать высокомерному русскому правителю, что он является законным наследником Джучидской державы, а русские земли — лишь ордынским улусом; во всяком случае, толкование этого документа как признания зависимости Сибирского ханства от Москвы было явным преувеличением русских дипломатов. Русское правительство направило в Сибирь в качестве посланника Третьяка Чубукова с текстом присяги, которую должны были принести Кучум-хан и сибирские «лучшие люди». Миссия провалилась: само направление ее показало, что московское правительство не понимало реальной ситуации, сложившейся в отношениях между Москвой и Искером. Кучум-хан отверг претензии русского правительства, и отношения между Сибирским ханством и Российским государством фактически были разорваны.