Не знала, что Ян, узнав от Кирилла подробности беседы, подал в отставку, но ее не приняли. Не знала, что он накачал ее капитана снотворным и подверг гипнозу, тем самым спас парня от лазерного крематория, куда обычно помещали особо провинившихся, не имеющих право на помилование. Пылая праведным гневом на королей, Кирилл хотел отомстить за госпожу и хотя бы настучать по физиономии Иржи. Вместо этого он спал три дня, а проснувшись, поклялся себе оберегать госпожу от всех невзгод и неприятностей, чего бы ему это не стоило.
В общем, разворошила принцесса этот заплесневелый муравейник, сама того не ведая, а теперь лежала и думала — куда бы исчезнуть?
Ян тактично не лез с расспросами, не начинал заумных бесед, не копался в ее душе, а лишь внимательно смотрел, словно ждал чего-то.
Кирилл целыми днями отсвечивал через стеклянную дверь ее палаты, а когда Ян разрешил ей вставать, ходил по пятам, словно тень, и все норовил заглянуть в глаза, недоумевая, почему она не разговаривает с ним, не смотрит в его сторону?
А ей до тошноты было стыдно, что он все слышал тогда, как и другие. Видеть никого не хотелось, до того мутно на душе было. Она, в конце концов, заперлась в библиотеке, подальше от всех, и бесцельно убивала время, пытаясь справиться с навалившейся хандрой, играла в голографические войны и листала страницы новостей в визионе. Ни то, ни другое не приносило облегчения, не развеяло тоску, не помогло избавиться от самоедства или найти выход из создавшегося положения, и лишь печаль еще больше навалилась, забрала в свои руки всю душу и давила, как могильная плита, разъедая разум. Новостей не было. Ничего не изменилось: братья не забрали иск, не аннулировали претензию. Ее планеты по-прежнему были арестованы и приносили доход не империи Мидон, а галактическому союзу. Совет не отложили, и над ней и Ричардом висело удовлетворение глупого морганического закона. Время неумолимо отсчитывало часы, двигая их к краю неизбежной пропасти ада.
Ее любимый был все также красив. Мужественный профиль отсвечивал на страницах визиона, и синие глаза, казалась, винили ее в чем-то, и это было невыносимо. Совесть съедала на нет, но разум не находил выхода из тупика. Она измучила и его, и себя, но так ничего и не может сделать, чтобы защитить дорогого ей человека. Ей до безумия хотелось прикоснуться к нему, услышать его голос, ткнуться головой ему в грудь и ощутить тепло и нежность, знать, что он рядом, хоть на минуту, хоть на секунду…
Она зачарованно водила пальцами по экрану, очерчивая овал его лица, силуэт, и не в силах была оторваться, и понимала, что сходит с ума. Ей казалось, еще немного, и она дотянется до него, ощутит тепло его кожи под пальцами, услышит, как стучит его сердце, увидит, как твердые губы изгибает ласковая улыбка, и синие глаза распахнутся ей навстречу, засияют от радости. Еще секунда, еще… и его руки сомкнутся, обнимая, и она услышит нежный шепот: "Все хорошо, девочка, теперь все будет хорошо".
— Нет. Ничего. И ничего не могло быть и не может. Она тряхнула головой и решительно покинула его страницу. Внутри защемило, сжалось, переплетая в тугой узел вопящую от горя душу и больное сердце. Она сжала зубы и, спасаясь от боли, набрала код доступа Лациса. "Старый, добрый друг, сколько мы не виделись с тобой? Больше года. И ведь не позвонила даже. Деньги послала два месяца назад, а так ведь и не связалась", — думала Анжина, ожидая доступ.
"Лацис, если ты у экрана, отзовись. Это Сэнди", — набрала она первым делом, как только вышла на связь. "Привет, пропащая! Куда исчезла? Почему не связывалась раньше? Забыла старых друзей?"
"Нет. Мне вас не забыть. Помню и люблю. Раньше не могла связаться, дела. Рада с тобой пообщаться. Как ваши дела? Как Марта, дети? Что нового? Ужасно скучаю!" " То-то, не давала о себе знать. Мы уж испереживались. У нас все хорошо. Не знаю, бывает ли лучше? А все ты, "птица удачи"! Живем лучше всех: ни забот, ни хлопот. Все здоровы, сыты. Дети растут, учатся, озорничают. Ты зачем нам деньги перевела? Своих хватает, еще внукам останется".
"Это тебе на дело и детям на обучение. Гало много не бывает. Бывает мало и не вовремя. Что у вас нового?"
"Говорю же, все хорошо. Ты лучше о себе расскажи. Связь-то не проследят, не прослушают, уверена?"
"Вас беспокоили? Кто?" "Да. Павлин замороженный с перебитым носом. Очень видеть тебя хотел. Еще рыжий один. Под дурочка все косил, в друзья набивался. Послал я их тихо, но понятно. Пошли, но не могу сказать, что ушли. Возня вокруг чувствуется. Ошиваются. Ты сама как? Нора верная, не просекут?"
"Да. Извини, что невольно подставила. За беспокойство извини. Не думала, что на тебя выйдут. Надеюсь это ненадолго. Уляжется. Извини".
"Ладно тебе. На меня где сел — там и остановка, сама знаешь. Ты-то как? Здорова хоть? Где устроилась?"
"Извини, умолчу. Врать не хочу, а правда не всегда на пользу. Тошно мне Лацис, муторно. За вас себя виню — бросила. Прости". "Глупости говоришь. За что прощать? Мы устроены — дай бог каждому. Никаких обид. А вот ты зачем не в свое дело влезла? Мало было или спокойная жизнь не по тебе? Знал бы тогда куда уходишь, не отпустил, силком бы держал. Рассказал замороженный, что ты утворила. Одного понять не могу: тебе больше всех надо или жить не в радость? Беспокоюсь очень. Хлопотная ты, чего еще придумаешь? С твоим характером неприятности найти не вопрос, а выжить — проблема".
"А я и не живу, сам знаешь — отжила. Ты обо мне не беспокойся, детей лучше береги".
"Чего вдруг — отжила? Ты мне перестань ерунду городить! По поводу розыска, что ли переживаешь? В голову не бери, обойдется". "Не знаешь ты ничего, Лацис. Я не за себя переживаю, за того, кто ищет. Виновата я перед ним — помочь не могу. Ты передай, если кто придет, пусть не ищет, не мучается, все равно не найдет. Пусть забудет и живет спокойно и счастливо. Не встретимся мы. Мертвый живому не товарищ".
"Достала ты меня со своим пессимизмом! Откуда его в тебе-то? Прижали, что ли? Или со здоровьем что? В историю вляпалась? Или так, приступ самоедства?"
"Мысли одолели неутешительные. Думаю, жила, а словно и не жила. Что не сделаю, все не в лузу, ни себе, ни другим помочь. Запуталась я. Ты прости меня за все, старый друг! Внимания не обращай, ты прав, хандра случается, пройдет. После поговорим. Привет всем передавай, детей обними, скажи, люблю их, помню, скучаю. Извини. До свидания".
Анжина резко прервала связь: опасалась — засекут. Конечно, через визион проследить разговор невозможно, но рисковать не хотелось. Кто его знает, какие специалисты на службе у «крысенка» Криса. И как он только смог откопать Лациса? Откуда такое рвение? Ричард наседает? Ричард…
"Год ведь скоро, как мы встретились. Год, милый! К чему это вспоминать?" — она тряхнула головой и снова полезла в визион на страницы светских новостей. Глаза неосознанно искали его имя. "Король Мидона, Ричард Эштер Ланкранц на открытии музейного комплекса". "Король Ричард открыл бал, устроенный в честь восьмидесятипятилетия своего деда, вице-короля Аштара, достопочтимого Вирджила Эштер, пригласив на танец очаровательную мисс Белинду Мерруэй, племянницу короля Ангера, Аргарона XIV… Стройная, белокурая красавица с зелеными загадочными глазами, в воздушном кремовом платье из чего-то невесомого и переливающегося, словно плыла под музыку, скользя по паркету в объятьях короля, и застенчиво улыбалась ему. Ричард, как всегда, неотразим, грациозен и безумно красив. Очаровательная улыбка, нежный взгляд синих бездонных глаз, бронзовый загар, черные волосы волнами спадают на ворот голубой рубашки, вышитой серебром, сильные руки нежно обнимают…"
Анжина вздохнула: как он прекрасен, как близок… и как далек. "Он не мой, не мой", — твердила она, но почему же так больно видеть его, улыбающегося другой, обнимающего в танце так нежно… другую? Анжина перелистнула ролик.
"Король Ричард Ланкранц, один из самых завидных женихов Галактики, признанный женской частью населения самым мужественным, красивым и элегантным холостяком, был замечен в закрытом ресторане «Верлита» в обществе очаровательной мисс Лессиль Хершери, которая возглавляет департамент образования Сакрана. Ей 25 лет и она не замужем. Является ли их встреча?… Стройная девушка счастливо улыбалась сидящему напротив королю. Каскад медных волос, пухлые манящие губы, миндалевидные, карие глаза, изящный поворот головы, грациозность движений — лань, лесная фея из сказки. Ричард в синей шелковой рубашке с бриллиантовой отделкой лукаво улыбается, щуря глаза, в руке бокал вина…" Анжина, застонав от бессилия и щемящей боли в груди, зло щелкнула кнопку выхода и уронила голову на стол. "Какие они все красивые, милые… достойные соискательницы. Ну почему же так больно? Почему!? — завыла душа от отчаянья. — Почему все так?.. Почему ты такой?.. Почему я люблю тебя?!"