Как она может просто знать? Это что-то похожее на интуицию? Что есть интуиция? Это плод накопленных знаний и опыта, на основе которых твоё бессознательное Я просто даёт правильный ответ, без всяких предварительных размышлений. Что же тогда мудрость? Может быть, это все знания и весь опыт, набранные тобою за время нелёгких испытаний во всех твоих предыдущих воплощениях в этой Игре? Не знаю. Я набираю номер.
– Алло, Евгений? Это Антон. У меня проблемы.
– Ты где?
– Я в гостинице «Узбекистан».
– Этаж.
– Седьмой.
– Выйди в холл на своём этаже и жди меня. Буду через пятнадцать минут.
– Вы не могли бы с собой йод и бинт захватить?
– Жди.
Выбор сделан. Оставляя за собой кровавый след, я поплёлся в холл. К счастью (ведь я в одних трусах, да своей идиотской шапочке) он был пуст. Осторожно, чтобы не запачкать диван кровью, я присел на его краешек.
Ровно через четверть часа в холл влетел Шапиро. Одного взгляда на меня ему достаточно, чтобы всё понять.
– Что, маленькие узбечата? – на бегу спросил он.
Я кивнул головой.
– Пошли! – скомандовал он.
Мы подошли к номеру, и Шапиро с силой распахнул дверь. Гурьба человечков, увидев его, сразу отпрянула от двери назад. Он сдвинул густые брови и как-то очень страшно посмотрел на них, мне даже показалось, что глаза его при этом начали светиться каким-то ярко-голубым светом. Человечки, задрожав, попятились. Потом, очень быстро, словно хорошо тренированные солдаты, построились в колонну по одному, и строем, маршируя в ногу, отправились под кровать, где таинственным образом и исчезли, все до одного.
Мы вошли в номер. Шапиро помог мне обработать потыканные микрокинжалами руки и ноги. Порезы оказались неглубокими, но достаточно болезненными.
– Одевайся, собирай вещи, и пошли ко мне, – распорядился он. – Тебе здесь оставаться нельзя.
От гостиницы до Алайского оказалось минут десять-двенадцать быстрым шагом. От Алайского до дома Шапиро – ещё пять минут. По дороге я спросил его:
– А что было бы, если бы я позвонил Саид-аке?
– Слово «Саид-ака» не склоняется, – ответил он.
– Запомню. И всё-таки?
Он резко остановился, посмотрел на меня своими глазищами, и медленно произнёс:
– Наутро в номере нашли бы окровавленный, порезанный на кусочки труп.
Шапиро жил в старой, обветшавшей трёхэтажке, на первом этаже. Мы вошли в дом. Обстановка в его квартире была простецкой, даже, я бы сказал, какой-то деревенской. В зале детишек мал мала меньше, такие же чернявые и глазастые, как и он, да жена, молодая женщина с дикими глазами и грацией кошки, в старом залатанном домашнем халате. Одни из детей уже спали, другие творили тартарарам. Шапиро прикрикнул на них, они тут же угомонились.
– Неси раскладушку, Тамара, – приказал он жене.
Она послушно приволокла синюю брезентовую конструкцию, явно произведённую ещё в советские времена.
Шапиро разложил её в углу, взял выцветшее покрывало, и повесил его на верёвку, протянутую от одной стены угла, до другой.
– Ложись, – указал он на огороженный для меня угол, – и постарайся заснуть. Завтра утром говорить будем.
Шапиро разбудил меня в девять утра. На столе стоял завтрак – макароны. За завтраком он вдруг спросил меня:
– За сколько ты из аэропорта до Алайского доехал?
– За тысячу рублей.
– Рублей?
– Да. Ну, таксист попросил пятьдесят тысяч сумов, но их у меня не было. Тогда он сказал, что по курсу это будет тысяча российскими рублями.
Шапиро расхохотался:
– Этот прохвост надул тебя дважды! Доехать от аэропорта до Алайского стоит от силы пять тысяч сумов, а не пятьдесят. А тысяча российских рублей, это куда больше, чем пятьдесят тысяч узбекских сумов.
– Ну, пусть выпьет за моё здоровье хорошей узбекской водки, если таковая имеется, – равнодушно ответил я.
– Вообще-то ему семью кормить – пятеро детей; и старшему сыну на свадьбу откладывать. Впрочем, плохих очков, он всё равно за это отхватил.