– Уткур-бобо, – прервал его появившийся в комнатушке Икром, с подносом в руках, – я чай принёс.
Он поставил на столик синий фарфоровый чайник, с изображением раскрывшей хлопковой коробочки, две пиалы, и выложил свежие, горячие, с пылу с жару, лепёшки. Я надломил одну и поднёс к губами. Какой же шёл от неё аромат! Мне подумалось, что тот океан блаженства, о котором мне рассказал Уткур-бобо, должно быть, тоже пахнет так же, как этот кусочек хлеба…
Я положил этот кусочек в рот, начал жевать.
– Как вкусно! Я никогда в жизни не ел ничего более вкусного! – вырвалось у меня.
– Это мама испекла, – сказал Икром, – только что из тандыра достали.
– Спасибо, внучек, – поблагодарил Уткур-бобо, – ступай, займись своими делами.
– Вы про океан блаженства рассказывали, – напомнил я.
– Да. Стал я наведываться в ашрам к учителю. Уж больно захотелось мне познать, что же есть «я». Но в дипмиссии про это прознали, донесли, куда надо. Был страшный скандал. На этом моей дипломатической карьере пришёл конец. Но, к тому времени, я уже не шибко из-за этого переживал. К чему переживать, если на самом деле ничего этого и нет: ни карьеры, ни миссии, ни меня. Вернули меня в Союз, в Узбекистан. Из комсомола исключили. Тут, «добрые» люди ещё и сообщили в соответствующие органы, что я скрыл, то, что сыном муллы являюсь. Чуть не посадили, время-то было сталинское. Но война началась. Вместо тюрьмы на фронт отправили. От Смоленска до Праги дошёл. Вернулся с орденами, с наградами. Простили. После всю жизнь, до пенсии, в школе проработал, историю детям преподавал. Но спрашивать себя: «Кто я?» не переставал. И вот однажды, спустя много лет, после того как я это начал в далёкой Индии, – свершилось. Все мысли исчезли. Мой ум перестал существовать. В единый миг я постиг, – что я – это не тело, не чувства, не мысли… Я – это нечто извечное, бескрайнее, неизбывное и чистое, как слеза. Что нет никакого отдельного «я» – твоего, моего, Сталина… Есть просто свет, блаженство и абсолютный покой. Это невоможно описать словами, Антон-джан. Все слова мира, всех языков на Земле, не передадут и ничтожной доли того, что ты чувствуешь, вернувшись Домой. Я пребывал в абсолютном покое, в том самом океане блаженства; точнее, не пребывал, ведь моего «я» уже не существовало – оно стало этим океаном, как вдруг снова появилась мысль: а что за ним, за океаном? И тут я вспомнил всё. Я вспомнил, что я – житель другого, того мира. Вспомнил, что я вошёл в Игру, вспомнил, когда это произошло в последний раз. Вспомнил свои прошлые ходки в Игру. Вспомнил, своё настоящее имя. Вспомнил свой дом, где я живу, когда не в Игре. Вспомнил своих друзей, женщин и родственников из того, реального мира… Так я и стал Незасвеченным, Антон-джан.