– Постойте, Уткур-бобо, если они знают, где я нахожусь, то стоит мне выйти из вашего дома, так сразу мне крышка?
– Нет. По правилам, если Незасвеченный того не желает, то никто, даже члены Совета, не могут приблизиться к месту его обитания в этом мире, ближе, чем на километр. А я этого не желаю, Антон-джан. Так что в этом радиусе от моего дома, ты в полной безопасности, даже шапку свою можешь снять. А вот дальше… Весь райончик, вся махалля наша уже в плотном кольце. Ликвидаторы, сотни охотников. Все дороги, все тропки перекрыли. Ни выехать, ни выйти, ужом не проползти…
– Что же делать? – мне снова стало страшно.
– Ну, мы тоже кое-что умеем. Помоги-ка мне подняться.
Я подал старику руку. Опираясь на неё, Уткур-бобо поднялся и подошёл к крохотному окошку своей мазанки. Во дворе играла девочка.
– Дильфуза, внученька, подойди-ка к дедушке.
Девочка подбежала к окошку.
– Позови мне дядю Икрома, звёздочка моя, – попросил старик.
Через пол минуты на пороге мазанки появился Икром. Уткур-бобо что-то сказал ему по-узбекски. Икром кивнул головой и удалился. Вскоре он снова показался на пороге, держа в руках узел с какой-то старой одеждой.
– Примерь, – приказал мне старик.
Я снял свою одежду, развязал узел и переоделся в то, что мне дали. Это были полинявшие спортивные штаны с начёсом, шерстяная, местами в дырках водолазка, и видавшая виды выцветшая куртка непонятного цвета.
Дедушка Уткур хохотнул: «Ты выглядишь, как русский гастарбайтер, Антон-джан!»
Меня же всё это почему-то не веселило.
– Уткур-бобо, зачем этот маскарад?
– Сейчас поймёшь. Подойди-ка ко мне поближе, дорогой.
Я подошёл. Старик провёл ладонью перед моим лицом, и что-то изменилось. Мне показалось, что лицо моё стало каким-то другим, чужим.
– Посмотрись в зеркало, – сказал Уткур-бобо, и показал на умывальник у входа в каморку, над которым оно висело.
Я глянул в зеркало, и обомлел. Там был не я! Из мутного, кое-где осыпавшего стекла на меня уставился смуглый узбек средних лет, щёки которого были покрыты седой многодневной щетиной. Я провёл по щеке ладонью. Колется. Ну и дела!
– Чего испугался? – озорно спросил дед Уткур, – ты же уже собакой был, а человеком боишься?
– Да ничего я не боюсь. Просто не ожидал. А я теперь долго таким буду?
– Чего, не нравится узбеком быть? – снова рассмеялся Уткур-бобо.
– Да не в этом дело… Просто, собой быть, как-то приятнее.
– Слушай меня, Антон-джан. Сейчас, не одна живая душа, ни в том мире, ни в этом, не знает, что ты – это ты. Это твой шанс выбраться отсюда. Только разговаривай с узбекским акцентом, сможешь?
– Постараюсь.
– Таким ты будешь не всегда, ровно сутки. Потом лицо станет снова твоим. За эти сутки тебе нужно добраться до безопасного места. Понял меня, Антон-джан?
– Значит, мне надо торопиться?
– Надо торопиться.
– Тогда я побежал. Спасибо вам за всё огромное, Уткур-бобо!
– Куда ты побежал?
– В аэропорт. Надо скорее добраться до Москвы. Безопасное место – это квартира Наты.
– Эх, Антон-джан! На тебе же шапка, как на воре горит! Они же тебя по шапке узнают. Такая в этом мире только одна, и она у тебя.
– Снять?
– Нельзя!
– Почему?
– Тебя увидят из того мира.
– Но ведь я же – не я.
– Совет к делу подключился, а у них есть способы опознать человека, даже если у него другое лицо.
– Что же тогда делать, Уткур-бобо?
Старик, прихрамывая, подошёл к шкафчику и вытащил из неё старую, каракулевую шапку-ушанку.
– На-ка, примерь. Прямо поверх своей одевай.
Я натянул ушанку на свою волшебную пёструю вязаную шапочку. Налезла.
– Пойдёт, – одобрительно кивнул Уткур-бобо. Правда, не по погоде (на улице было под плюс двадцать). Но, ничего, сутки потерпишь.
– Потерплю. Спасибо. Побежал.
– Куда?
– В аэропорт.
По выражению лица Уткур-бобо я понял, что сказал, какую-то глупость.