– Не ссы, Тоха! Порвём мы этих ликвидаторов, отвечаю.
Тут меня что-то толкнуло, так, что в момент слетел хмель. За соседним столиком сидел и смотрел прямо на меня, тот мужик из самолёта. Заметив, что я перехватил его взгляд, он поднял кверху кружку с пивом, и гаркнул: «За соотечественников!»
Санёк обернулся и спросил:
– Дядь, а ты чё, русский что-ли?
– Ещё какой! – радостно ответил мужик.
– Откуда будешь?
– Из Москвы-столицы!
– Ну, давай тогда к нам.
Дядька подсел за наш столик. Софа напряглась.
– А сами то откуда будете, мальчики-девочки? – спросил он.
– Да тоже из Москвы, дядь, – ответил Санёк.
– Я из Кишинева, – сжав зубы, вставила Софа.
В этот миг меня осенило, что появление этого дядьки не случайно. Кто он? Что ему надо? Он либо из ликвидаторских шпионов, либо он – подсказка… Он либо уничтожит нас, либо выведет на Незасвеченного. Значит, от него надо либо бежать, либо идти на контакт. Вот он, момент выбора! Что будет правильным?
Этот тип, скорее всего, опасен, но другой зацепки у нас нет. Я выбрал остаться и наблюдать.
Дядька представился Трофимом Петровичем. Много шутил, травил анекдоты и забавные истории. О том, что знает Софу, не выказал даже намёка. Периодически отвешивал ей весьма удачные комплименты, так, что Софа даже начала улыбаться.
– Петрович, а чем ты по жизни занимаешься? – спросил его Санька.
– А я, Александр, по жизни – философ, – ответил тот.
– Ого! Как наш Жорик. И что, философией можно что-то заработать?
– Естественно!
– А как?
– Да вот, пишу всякие статейки в журналы, газетки. И ещё служу консультантом у одного «тяжёлого» человека. Настолько «тяжёлого», что все его у нас знают, боятся и уважают.
– И что же это за человек то такой?
– Об этом я умолчу.
– Политик, наверное, какой-то?
– Вроде того.
– Платит нормально?
– Не обижает. На то, чтобы жить и при этом «срывать цветы удовольствия» хватает.
– И что же это за цветы такие ты срываешь Трофим Петрович?
– Видите ли, ребята, я сделал забавный вывод, обобщив наблюдения: настоящее удовольствие мы получаем голыми. Возьмём, рождение. Все мы приходим в этот мир голыми. Правда, в самом рождении удовольствия мало, но ведь не родившись, ты вообще не сможешь наслаждаться. Возьмём баню, секс…
– Секс? – перебил его Санька. – А ты до сих пор получаешь от него удовольствие? В твои то годы?
– А вы, молодой человек, не хамили бы, – обиделся Трофим.
– Да нет, я не хотел тебя задеть, Петрович, – Санька положил руку ему на плечо. – Я и в правду думал, что в твоём возрасте, уже нет никакого секса.
– В моём возрасте всё только начинается, Саша!
– Ну, это радует. Значит, у нас с Тохой всё ещё впереди.
Внезапно в зале послышался шум и грохот. Разбрасывая столы и разгоняя посетителей, в него вломились молодчики в чёрных масках и с бейсбольными битами в руках. Они остановились прямо напротив нас, поигрывая своими колотушками. Глаза их недобро сверкали сквозь прорези масок.
«Они стояли молча, вряд, их было восемь» – прозвучала в моей голове фраза из песни Высоцкого.
Один из них, по-видимому, главарь, что-то сказал нам по-чешски. Никто из нас не знал чешского, но тон и интонация громилы не заставляла ждать ничего хорошего.
Трофим что-то ответил верзиле. (Он знает чешский!) Верзила ему что-то сказал и указал своей огромной битой, сначала на Софу, а потом на нас с Санькой. Трофим приложил руку к груди и о чём-то попросил главаря. Тот кивнул головой.
– Ребята, – обратился к нам Петрович, – эти типы говорят, что им нужна София. Они требуют, чтобы вы отдали им её и тут же валили из Праги подобру-поздорову. Они сказали, что отведут её к тому, кого она ищет, а вы здесь не нужны. Если откажетесь, сказал их главный, то они вас тут же, на месте забьют до смерти.
Что это? Снова выбор? Кто они? Ликвидаторы? Охотники? Или таким жутковатым способом наш Незасвеченный даёт знать о себе? Пойми их, этих Незасвеченных… Нужно выбирать.
Первой отреагировала Софа.
– Я пошла, – сказала она, поднялась со стула и направилась было к верзилам.
Санька тоже сделал свой выбор – метко выпущенная, словно диск, тарелка, с силой, ребром, вошла в голову главаря. Тот вскрикнул и начал падать. В тот же миг Санька схватил Софу за руку и дернул назад. «Бегом отсюда, быстро!» – крикнул он ей. В один прыжок он оказался рядом с опешившими громилами. Ещё двоих он уложил сразу же, апперкотом и хуком справа. Третий получил от Саньки ногою в пах, и со стоном осел на колени. Остальные, замахав битами, налетели на Саню. Он дрался остервенело, как лев, получая колотушками по рукам, ногам, спине, рёбрам, всякий раз успевая отвести от удара голову. Но силы явно не равны. Господи! Какой же я тормоз! Я поймал себя на том, что продолжаю просто сидеть и смотреть, хотя давно уже должен был быть рядом с Саней. Я, как ошпаренный, соскочил со своего места и бросился к дерущимся. Подобрался к одному из громил, что выцеливал своей дубиной Санькину голову, и схватил его сзади за шею, начав душить. Громила оказался парнём ловким, ему удалось вывернуться из моего захвата. Он подобрал, выпавшую из его рук дубину, и бросился на меня. Я подался назад, оступился, наткнувшись на что-то, и оказался на полу. Верзила уже сделал замах, чтобы размозжить мне голову своим массивным инструментом, но вместо этого, вдруг беспомощно осел… Над ним, широко расставив ноги, держа в руках длинную металлическую жердь, наподобие самурайского меча, возвышалась Софа. Она напоминала сейчас девушку-воина, из какого-то японского мультика. Не успел я подняться, как София оказалась за спиной верзил, пытавшихся добить израненного, окровавленного Саньку. И ловко орудуя своим импровизированным мечом (где она раздобыла эту жердь?) принялась разить нападавших. Один из ударов пришёлся бандиту в висок. Тот упал, как подкошенный. У другого, сделав какое-то неуловимое движение, Софа выбила из рук биту, и тут же рубанула его жердью прямо в темя. Верзила, закатив глаза, рухнул на пол. Последний, видя, что он остался один, замешкался. Этим воспользовался Саня и нокаутировал его прямым ударом в голову.