Ната втянула в лёгкие воздух, и в тот же миг вода покрыла её с головой – салон наполнился по самую крышу. Она отстегнула ремень безопасности, открыла дверь, и, что есть силы, оттолкнулась ногами, бросив своё тело вверх.
Машина успела уйти под воду метров на пять. Посреди ледяной тьмы, где-то далеко вверху маячило размытое светлое пятно. Это полынья, проломленная во льду машиной. Туда! Нужны плыть туда, наверх! Только бы хватило сил. Только бы хватило воздуха…
«Ещё! Давай! Ты можешь!» – мысленно кричит она себе.
Руки и ноги перестают слушаться. Ната больше не чувствует ни рук, ни ног.
«Не сдаваться! Не сдаваться, стерва! Ещё чуть-чуть. Ты можешь!»
Мутная водяная пелена перед нею рвётся, и яркое солнце ударяет ей в глаза. Ната со стоном и хрипом делает судорожный вдох.
Теперь нужно выбраться из полыньи. Она подплывает к её краю, пытается зацепиться, подняться, но края скользкие. Они слишком скользкие. Ната цепляется и соскальзывает, цепляется и соскальзывает… Силы покидают её.
«Ты можешь, стерва! Соберись!»
Её, посиневшие пальцы нащупывают на кромке полыньи острый ледяной порожек, за который можно крепко уцепиться. Она хватается за него, подтягивается и вытаскивает своё тело наверх.
«Не зря ты в качалку ходила, подруга» – сказала она себе, обессилено упав на лёд.
«Жорик! Где Жорик?» – стрельнуло у неё в голове.
Она поднялась на ноги. Жорки нигде не было. Вода в полынье была спокойна, почти неподвижна.
«Жо-о-ора-а-а!» – срывая голос, закричала она. Крик её утонул в белом безмолвии.
«Неужели, всё? Неужели, это всё?» – прошептала она, упав на колени, и слёзы потекли по её щекам.
Вдруг на тёмной глади воды появились пузыри, пошла небольшая волна, и через несколько мгновений на поверхности показалась мокрая Жоркина голова.
– Плыви сюда! Я тебя вытащу! – заорала, обезумев от счастья Ната.
Только сейчас они почувствовали, насколько же им холодно. Мороз залезал под кожу, сводил мышцы, продирал до костей.
– Что делать, будем, Наташа? – спросил Жорка, стуча зубами.
– Пойдём назад, к трассе, по колее, – ответила, трясшаяся всем телом Ната.
– А мы дойдём?
– Должны. Не далеко ведь отъехали.
Путь оказался длиннее, чем они думали. Они шли и шли, а колея всё не кончалась. По трассе должны ходить машины, и это движение можно увидеть издалека, но впереди, не было и намёка на это. Снег, тишина и эта чёртова, бесконечная колея.
Их вымокшая одежда покрылась ледяной коркой, стала колом. От жуткого холода не спасала даже быстрая ходьба, даже бег, на который они периодически переходили. Жорик начал ныть, и, наконец, встал. Он сел на снег, и заговорил стонуще-похоронным голосом:
– Я больше не могу. Я устал. Я замерзаю. Эта колея никогда не кончится. Мы никогда не выйдем на трассу. Мы сбились с пути. Мы умрём. Я знаю, мы умрём…
– А ну-ка, встал! – рыкнула Ната, пронзая его яростным взглядом.
Жорка подчинился, но продолжал свою песню:
– Это бессмысленно, глупо. Мы всё равно умрём… Ай!..
Ната, размахнувшись, наотмашь заехала ему ладошкой по лицу. Струйка крови потянулась от ноздри к губе.
– Трус! Тряпка! Слабак! А ну, пошёл! А то я тебя сама здесь пришибу.
Жорка утёр разбитый нос, и пошёл. Через полчаса они вышли на трассу.
Люди из подобравшей их маршрутки, дали им – кто тёплое нательное бельё, кто свитер, кто тулуп, кто унты… Ребят переодели в сухое. У кого-то нашлась водка, их заставили выпить по сто грамм. На вопрос: «Как же вас угораздило-то?», Жорик начал было отвечать:
– Таксист, падло…
Ната незаметно пнула его ногой, и продолжила за него:
– Мы с братом на рыбалку поехали, а машина под лёд ушла.
– Да кто ж в таких местах рыбачит? – спросил кто-то.
Врач той больницы, куда их доставили, сказал, что они дважды родились в рубашке. В первый раз, потому-что выбрались из машины. А во второй, потому-что после их перехода у них нет ни обморожений, ни воспаления лёгких, ни даже простуды. Ещё сказал, что завтра выпишет их домой.
– Нат, прости меня, – сказал Жорка, понурив голову, – надо было тебя послушать, и не садиться в это проклятое такси. Видимо, правду Виктор сказал, что у тебя опыта больше, поэтому мне нужно тебя слушать. В нашей двойке ты – главная.
– Принимается, – коротко ответила Ната.
– А ещё Ната, я – трус. Я действительно – позорный трус…
– Да. К тому же, ещё и дурак. Какого лешего ты начал в маршрутке рассказывать про таксиста? Анадырь – город маленький, всего 15000 населения. Наверное, почти все друг друга знают. Если бы ты рассказал всё как было, и о том, что таксист утонул, то началось бы расследование, милиция подключилась… А у нас разрешений на пребывание нет. Мы здесь вне закона. Нам это надо?