– Прекратите! – вновь закричал я.
Софа, поднявшись с земли, сразу бросилась в объятья Жорика, а Ната медленно подошла ко мне:
– Дай лук, Антон.
Она забрала у меня оружие, и до предела натянув тетиву, навела стрелу на девушку, прижавшуюся к Жорке.
– Отойди в сторону, Жора, – со спокойствием змеи, произнесла она.
– Нет, Жора! Нет! – высоким голосом завопила Софа.
– Нет, Ната. Ты ошиблась! Не надо! – взмолился Жорка, заслоняя собой Софу.
– Да, я ошиблась, – вдруг неожиданно согласилась Ната, и перевела, готовую сорваться стрелу, на другую из Соф.
– На колени, ликвидаторская сучка! – приказала она, высоко подняв подбородок.
Софа не подчинилась. Она просто стояла, печально понурив голову.
– Хорошо, сдохнешь стоя, – сказала Ната, и резко перевела лук в другую сторону.
Стрела вонзилась в грудь Софы, только другой, той, что была рядом с Жоркой. Пока Ната совершала свой отвлекающий манёвр, Жорик расслабился и слегка отодвинулся от своей спасаемой. Это дало возможность выстрелить в неё, не задев Жорку. Софа упала на землю замертво, стрела попала точно в сердце.
– Ты что? Ты что наделала?! Сволочь! – отчаянно закричал Жорка и упал на колени перед мёртвым телом. Он упал на него, и плечи его затряслись от рыданий.
Ната опустила лук. Другая Софа медленно подошла к ней и взяла её за обе руки:
– Как ты узнала, что я настоящая?
– Мне подсказало моё тело. Ты не дралась со мной, как враг, – ответила Ната.
Я бросил взгляд на рыдающего Жорку, и тело лежащее перед ним. Это тело таяло. Таяло вместе с одеждой. Таяло так, как тает кусок льда, положенный на горящую газовую конфорку. Меньше, чем через минуту от него не осталось ничего. Он словно просочилось сквозь землю, растаяв.
Жорка продолжать стоять на коленях в полном недоумении. Софа со слезами на глазах, смотрела куда-то в сторону.
– Софа, он любит тебя, – сказала ей Ната, прижав её к себе. – Он просто думал, что она – это ты…
– Почему он ошибся? Почему он не почувствовал меня? – спросила Софа, дав волю рыданиям.
– Он человек ума, Софа, – ответил я. – Люди ума делают выбор головой, а здесь правильный выбор могли бы сделать только чувства. Ты стояла далеко от него, а та, пустышка, подбежала к нему, прижалась… Из логики ума вытекало, что пустышка ты.
– Мне было больно. Я обиделась. Я приревновала. Почему он не оттолкнул её, когда она бросилась к нему?
– Он просто не думал, что это ты. По логике ума, когда отстраняются – значит, не любят. По логике чувств – всё наоборот. Когда мы любим – мы обижаемся, мы ревнуем, нам легко сделать больно. А когда нам больно – мы отстраняемся.
Жорка, наконец-то, худо-бедно понявший, что произошло, подошёл к Софе, и бухнулся перед ней на колени, обняв её за ноги. Он снова плакал:
– Прости! Прости меня, идиота. Я же мог погубить тебя! Мой идиотизм мог погубить тебя! Я бы не смог жить с этим. Прости меня, прости…
– Софа, – Ната тронула её за плечо, – когда он рыдал над телом этой пустышки, он ведь думал, что это ты…
Софа ещё какое-то время продолжала смотреть в сторону, делая вид, что не обращает никакого внимания на Жоркины слёзы раскаяния. Затем её рука, легла ему на голову, и зарылась в его волосах. Через минуту они уже рыдали оба, обнявшись.
– Однако, нам пора, – объявил я, и мы двинулись искать выход к дороге.
Когда мы встали у неё, уже рассвело. Движение было весьма оживлённым. Легковушки, маршрутки и автобусы везли людей на работу. Прямо перед нами остановилось авто, из него вышел мужик.
– Ну что, поехали? – сказал он нам.
– Это тот тип, что домой нас вчера отвёз, когда мы из люка вылезли, – шепнул мне на ухо Жорка.
– Сейчас, посоветуюсь, – ответил я мужику.
Мы отошли в сторонку.
– Никому нельзя верить, – сказал Жорка, – вдруг это не тот мужик, а его двойник.
– Глаза вроде не рыбьи, – ответил я.
– А вдруг, это какая-нибудь качественная пустышка? – предположил Жорка.
Я подошёл к мужику, но спросить не успел. Мужик опередил меня:
– Чего? Боитесь? На, читай.
Он протянул мне обрывок бумаги, где знакомым почерком было нацарапано:
«Водитель свой. Отвезёт домой.
Человек».
– А вдруг почерк подделан? – спросил я.
– Такой не подделаешь, – ответил мужик.
Отчего-то я ему поверил.
– Едем, народ, – позвал я своих.
Через полчаса мы были в Сосновом Бору, в своём съёмном жилище.