- Научишься писать – возьму в свой класс (мать у меня и была учительницей того класса, куда я так рвался). Зря она это сказала! Свет не видывал такого старательного ученика. Я не прогулял ни одного урока, хотя на уроки меня не пускали. Я прятался под партами, за печкой, в шкафу, за одеждой… .Наконец, матери надоело доставать меня из разных укромных мест, и она разрешила сидеть в классе. Разумеется тише травы, ниже воды. Тетрадку для прописей все-таки дала. Потом вторую, третью… десятую. Письмо давалось мне с зубовным скрежетом. Спасало то, что половина класса писала еще хуже. Когда мне, наконец, исполнилось 7 лет, мать сдалась и задним числом записала в свой класс.
Кроме вполне понятного желания быть рядом с друзьями, в школе был для меня и другой, тайный соблазн – книги. Почему тайный? Потому, что чтение в детской компании не приветствовалось, ассоциировалось с зубрежкой. Во взрослом обществе к книгочеям отношение тоже складывалось негативное. В деревне работали от темна и до темна. Валяться на диване с книгой мог только лодырь. У нас в доме имелась одна единственная книжка – грузинские народные сказки, купленная мне в подарок на пятилетний юбилей. Отец читать любил, но тратить деньги на книги считал расточительством. Голодные послевоенные годы только что закончились, и в приоритетах была еда. Лучшим подарком считалась не книга, а конфеты и апельсины.
Школьная библиотечка меня разочаровала. Сплошные детские годы руководителей партии и правительства, сопливые рассказы о детях-героях, Зое Космодемьянской, Павлике Морозове, нудные отрывки из мемуаров Аксакова, Гарина-Михайловского, Толстого…
Господа издатели! Обращаюсь к вам от имени детей всего мира. Не повторяйте ошибок Детгиза. Детям нисколько не интересно читать о том, как автор в детстве писался в постель и болел скарлатиной. Мы и на своем опыте все это знаем. Если книга о детях, это не значит, что она для детей. Лолита, между прочим, тоже ребенок.
Народные сказки, как правило, представляли интерес для совсем уж младенцев, или для ученых-филологов. Всем известные писатели-сказочники; Носов, Волков, Родари в те годы только начинали писать, и я счастлив, что успел прочитать кое- что в детстве.
Библиотеки в поселке не было и практически единственным книжным источником оказались городские родственники и командированные. Многие, отправляясь в нашу глушь, брали с собой что-нибудь почитать. Дефо, Свифта и Марк Твена я прочитал раньше, чем Приключения Незнайки.
В четвертом классе я был на каникулах у бабушки и там познакомился с Главной книгой. Сестры у бабушки оказались заядлыми богомолками и владелицами целого сундука Священных Писаний. Увлекательный Ветхий Завет, скучноватое Евангелие, тупые Жития – были моей духовной пищей почти три недели. С тех пор я ярый сторонник преподавания религиозной литературы в школе, но с одним обязательным условием никакого оскопления, никаких адаптированных для детей подделок, только в полном объеме и неприкрытой наготе. Разумеется, Церковь будет против, поскольку стадо у пастырей божьих сократится весьма заметно. Я стал убежденным атеистом после прочтения Библии. С тех пор я ее неоднократно перечитывал, и каждый раз с удовольствием убеждался, что в десять лет я все понял правильно.
В нашем поселке Южный Горняк была только начальная школа. В пятом классе я учился в большом селе Уйское. Прямо напротив школьного крыльца вход в библиотеку. Разумеется, я был там завсегдатаем. Фанатичным. До пятого класса почти круглый отличник я съехал на тройки. На двойки съезжать было опасно, могли перекрыть доступ к книгам. Я читал на уроках, на переменках, за ужином, при свете фонаря и луны. За сутки я проглатывал « Таинственный остров». Спасибо Семен Михалычу Буденному за издание Жюль Верна. С легкой руки легендарного маршала стали печатать приключенческую литературу. Майн Рид, Буссенар, Рони Старший, Покровский, Сетон-Томпсон, Хаггард, Некрасов, Конан Дойль, Джек Лондон остались навсегда моими друзьями. Иногда я достаю с полки, какой- нибудь зачитанный томик, и окунаюсь в детство.
В фантастику я перешел незаметно. Границы жанров настолько размыты, что часто существуют только в воображении критиков, да издательств. На мой взгляд, вся литература и есть фантастика, за исключением, так называемого соцреализма. Соцреализм использует всегда один и тот же прием, придает реальным событиям или фактам политическую или религиозную окраску. То есть искажает правду, извращает суть произошедших событий в угоду каких-то доктрин. Фантастика же, не озадачиваясь правдоподобием, показывает истину. Если говорить афоризмами, то фантасты честно выдумывают, а реалисты подло врут. Соцреализм, как термин появился относительно недавно, а как явление существовал всегда. В жанре соцреализма писали не только Марков, Солженицын, Суворов-Резун, но и египетские жрецы, и библейские пророки. Впрочем, бог с ним с реализмом, вернемся к фантастике. Фантастика 30-50 годов ужасна. Недаром она у многих ассоциировалась с научно-популярной литературой. Поколению сотовой связи и интернета читать ту литературу не стоит. Научить медведя ездить на велосипеде, или обезьяну переключать каналы телепередач, достаточно просто. Но научить медведя изготовлению велосипедов, а обезьяну электронике сложновато. Тогдашняя фантастика свою задачу выполнила, материальную основу создала, и в этот новый мир хлынула волна писателей. Поклонимся отцам основателям этого мира: Герберту Уэльсу, Карелу Чапеку, Александру Беляеву, Ефремову, Адамову и многим, многим другим энтузиастам. Лучше всех, и раньше прочих освоились в новом пространстве американцы: Азимов, Гаррисон, Шекли, Желязны, Саймак, Хайнлайн и еще несколько десятков общеизвестных и, даже, уже подзабытых классиков жанра. Затем пришел Лем, и Польша стала великой литературной державой. Последними, как всегда, заявились русские, тогда еще советские; потолкались, дали кой-кому по морде и заняли лучшие места. Великие братья Стругацкие, плодовитый (но за Алису и Великий Гусляр все прощу) Кир Булычев, хулиганистый «челпьювин» Вадим Шефнер, лиричный Колупаев, ироничный Штерн, совсем не детский Крапивин, наш «совецкий Шекли» – Варшавский (написал безбожно мало, но и времени у судового механика свободного меньше, чем у профессоров, переводчиков и литераторов). Основная масса фантастики издавалась тогда в виде сборников (о собраниях сочинений речи не было). Мир приключений, Антология фантастики, Советская фантастика, Искатель – вот почти и все. В периодике фантастика регулярно встречалась в журналах; Знание-сила, Химия и Жизнь, Вокруг света, Техника молодежи, Уральский Следопыт. Толстые журналы фантастику не любили. Практически единственным организатором миллионной оравы любителей жанра стал Уральский Следопыт. Имена Виталия Бугрова и Игоря Халымбаджи сейчас незаслуженно забыты, хотя раньше получить «Аэлиту», считал за честь любой писатель. У меня и сейчас лежат подшивки журналов за десятки лет с произведениями, так и не попавшими в электронные библиотеки. Причем многое на уровень выше того, что в эти библиотеки попало.
Увлечение фантастикой неожиданно помогло мне выкарабкаться из закоренелых троечников. Поскольку, попутно, я стал читать научно-популярную литературу; Перельмана, серию «Эврика» и даже вполне серьезные учебники по теории относительности и физике элементарных частиц. Журналы тоже внесли свою лепту, кроме фантастики в Химии и Жизни были и научные статьи. Только русский язык и литература остались моим слабым местом. Прекрасно замечая чужие описки и ошибки, свои я не вижу в упор. А говорить на уроке о прелестях языка Льва Толстого, у меня язык не поворачивался. Все же циником я не был.