Однако, рассматривая Понтийскую область в целом, можно выделить три климатические зоны[207]. Первая из них — прибрежная полоса влажных субтропиков. В Трапезунде в год выпадает в среднем 875 мм осадков, а на восточной границе, в Батуми, даже 2500 мм. Средняя температура воздуха в Трапезунде составляет весной 12°, летом — 22,5°, осенью— 17°, зимой — 7,5°. Весна особенно капризна, с резкими перепадами давления, сменами направления ветра, иногда — бурями и грозами. Лето стабильно жаркое, но влажное, осенью облачность уменьшается, солнечных и ясных дней становится больше, частые дожди, как правило, короткие, сменяются хорошей погодой. Зима относительно мягкая, хотя временами ветер с гор приносит кратковременное понижение температуры до нулевых отметок. Такие погодные условия способствовали эрозии почв, порождали те странные, разделяемые оврагами, небольшими речками и протоками столовидные возвышения, на одном из которых и был построен Трапезунд. Буйная яркая растительность поражала взгляд путешественника, прибывавшего с моря или из внутренних областей Анатолии. Побережье, в отличие от Анатолийского плато, не страдало от длительных летних засух. Климат благоприятствовал виноградарству и виноделию, садоводству, меньше — выращиванию злаков из-за сильно пересеченной местности.
Вторую зону составляла полоса высокогорных пастбищ (яйл) с плавным переходом от смешанных лесов к альпийской природе, с ее азалиями и рододендронами, придававшими особую красоту горам весной и особый пьянящий вкус горному понтийскому меду. Леса изобиловали дичью, а охота на куропаток, особенно в период их миграции, была легким и распространенным занятием. Эта полоса в Средние века как бы отделяла оседлых земледельцев, греков и лазов от полукочевого тюркского населения скотоводов. Здесь, на яйлах, шла длительная борьба за летние выпасы скота, за обладание высокогорными пастбищами, нередко совпадавшая с защитой границ Трапезундской империи. В эту борьбу были вовлечены не только местные жители, но и войска Трапезундской империи и ее тюркских соседей[208]. Она получила отражение как в «Трапезундской хронике»[209], так и в огузском героическом эпосе «Деде Коркут», где Понт представлен как область темных долин, населенных разбойниками, с которыми и боролись туркменские эмиры[210].
За перевалами лежала третья зона, засушливое плато, с резко континентальным сухим климатом, значительными перепадами температур между зимой и летом и скудной растительностью. Она начиналась сразу, как только путник спускался с южных склонов Понтийских гор. С самим Трапезундом экономически были более всего связаны лежавшие в этой зоне районы Пайперта и Халдии. Хотя там издавно выращивали злаки и даже превратили селения в житницы приморских городов, район был безлесным, и даже тростник (как топливо и строительный материал), собираемый по течению неблизких рек, например, Сирмены, представлял большую ценность и мог служить подарком самому епископу Пайперта[211].
В приморских областях Понта, как отмечалось, холодные зимы были редкими. Но если случались, то города, включая и Трапезунд, оказывались в бедственном положении. Падеж скота, гибель плодовых деревьев, блокирование путей, разрушение домов из-за ветра и обильного снегопада были подлинной катастрофой. Она усугублялась, если бурное море препятствовало подвозу хлеба. К холоду добавлялся и голод, избавление от которого происходило только через открытие навигации и подвоз продовольствия морем. Но такие ситуации были необычными, и именно их экстраординарность и заставала неподготовленных жителей врасплох, оставляя им надежду лишь на заступничество своего святого патрона — св. Евгения[212]. Суровые зимы, однако, были обычными за перевалами, в Пайперте и Халдии, где, начиная с октября, проливные дожди и сильные ветры или дожди со снегом и затем обильные снегопады могли прервать сообщение, на целые месяцы задерживая путешествующих[213]. Снежные бури в Хериане, вызвавшие гибель 140 людей, отмечены и в трапезундской хронике, однако именно как чрезвычайное событие 1373 г.[214]
Сильные засухи, иногда — следствие суховеев, происходили в понтийских долинах, вызывая пересыхание рек, гибель посевов и падеж скота. Но именно как необычные они отмечаются агиографом в Хериане[215]. Трапезундцы внимательно следили за погодой, часто менявшейся на Понте. Поэтому и в трапезундском анонимном гороскопе 1336 г. так много сказано о холодной и дождливой весне, сухом и теплом лете, ветреной осени, сгущении весенних и осенних туманов, влажной и снежной зиме, благодатных дождях и добрых ветрах. Болезнетворным временем назван декабрь, с дождем и снегом, сильным ветром и холодом, в январе ожидался сильный мороз, а в августе — умеренная жара, громы и молнии (без дождей) и облако пыли[216].
207
Наилучшее фотографическое досье и общее обозрение условий, с преимущественным вниманием к римскому периоду истории Понта см.: Marek Chr. Pontus et Bithynia…
208
Bryer A. Greeks and Turkmens: the Pontic Exception//DOP. 1975. T. 29. P. 113–148; Zachariadou E. A. Trebizond and the Turks… P. 333–358; Pianhol X., de. La signification géographique du Livre de Dede Korkut//JA. 1966. T 254. P. 225–244.
210
См.: Книга моего деда Коркута. Огузский героический эпос. М.; Л., 1962; Короглы X. Огузский героический эпос. М., 1976; Mélikoff l. La Geste de Melik Daniçmend. Étude critique du Daniçmendname. Paris, 1960. T. 1–2; Eadem. Géorgiens, Turcomans et Trébizonde: notes sur le «Livre de Dede Korkut»//Bedi Kartlisa. 1964. T. 17/18. P. 27–35; Pianhol X., de. La signification géographique du Livre de Dede Korkut… P. 225–244; Bryer A. Greeks and Turkmens… P. 1 13–148.
216
Lampros Sp. Р. Τραπεζουντιακόν ώροσκόπιον… Σ. 39–45; Mercier R. An Almanac… P. 147–154.