Долгое время Сиф и Шанхай сидели молча. Наконец стопщик завинтил термос и убрал его в рюкзак, затушил сигарету, выкинул её в урну и прислушался:
— Так, что-то сдарии силовики не торопятся…
Сиф очнулся от блаженного счастливого забытья с идиотской улыбкой на лице, и напряжённо спросил:
— Ты вызвал, что ли?
— Ну а кто же. Взрыв — хорошо хоть, без жертв…
Сиф вскочил, сжав зубы, чтобы справиться с приступом головокружения. Удержался на ногах — уже победа. Ну а дальше должно быть полегче…
— Ты куда собрался? — поднялся следом Шанхай. — Надо их дождаться, на тебя ведь покушались!
— Нет уж, ты им сам всё расскажешь. Я не… хочу.
— Нет, подожди, — Шанхай ухватил Сифа за локоть. — Я же не знаю всей истории.
— А тебе и не надо.
— Да ну. Вопросов будет много, а я знаю только то, что сам увидел.
Сиф вздохнул и не стал ничего говорить. Надо переждать до завтрашнего утра, когда Великий князь и остальные уже улетят. Тогда можно будет ничего не бояться… А до того момента видеться с «коллегами» не стоит, что бы там Шанхай ни говорил.
— Я просто боюсь, что их заинтересует не столько взрыв, сколько моё присутствие здесь и сейчас, — признался он, видя, что Шанхай не отступится, пока не получит информации. — Я не хочу возвращаться в Горье.
— Опять сбежал?
Сифу послышалось в голосе Шанхая понимание, и подросток медленно кивнул:
— Типа того… Только на этот раз с концами. Я сделал выбор, и выбор этот не в пользу так старательно мне навязываемого прошлого! — говорить спокойно дальше не получалось. — Меня достало, что все за меня всё решают и аргументируют это исключительно тем, что было в прошлом. А я не помню этого прошлого и не понимаю этих аргументов!
Шанхай слушал молча, покусывая кончик неприкуренной сигареты. Наконец когда Сиф смолк, мужчина тихо и грустно спросил:
— А ты разве хочешь вспомнить?
Ещё полдня назад Сиф ответил бы на этот вопрос горячим «Конечно!», а сейчас опустил голову:
— Теперь не знаю. Зачем она мне, если я уже сделал выбор.
— Действительно, зачем? Если ты боишься, что вернувшаяся память поколеблет твоё решение, — согласился Шанхай.
— Да не поколеблет! — особой уверенности в собственных словах у Сифа, правда, не было.
— Тебе просто страшно вспоминать, — проницательно заметил Шанхай. — Проще жить, ничего о войне не помня.
Сиф промолчал. Однажды у него состоялся похожий разговор с Одихмантьевым, но Сиф тогда запретил себе об этом раздумывать. Не до того было… Но с Шанхаем нельзя было поспорить: Сифу действительно гораздо легче стало жить, как только он отбросил желание вспомнить войну и разобраться во всём.
Автостопщик наконец прикурил и снова спрятал зажигалку в карман брюк. Сифу на миг показалось, что из-под повязанной на пояс ветровки — так же её любил носить Филипп — тускло блеснуло что-то. Но, наверное, это был глюк, связанный именно с воспоминанием о Краюхе, прятавшем под ветровкой пистолет.
Чтобы отвлечься от мыслей о Краюхах и неминуемо всплывшем в голове следом за ними Дядьке, Сиф спросил:
— А что, думаешь, если я действительно захочу всё вспомнить — память прямо и появится на блюдечке с голубой каёмочкой?
— За голубую каёмочку не поручусь, — усмехнулся бывший артиллерист. — Но желание должно быть очень сильным. Желание принять это прошлое, а не просто узнать его.
Сиф промычал что-то неразборчивое, прислушался к звукам ночного города — сюда явно неслась какая-то машина — и сбросил руку Шанхая с локтя:
— Спасибо за совет, но мне точно пора двигать. Если будут допытываться, что же здесь было… Скажи, что это был Хамелеон, — и похромал вдоль по улице, уже на ходу обнаружив, как болит неоднократно отбитое колено.
Желание принять, значит…
В таком случае надо начать с самого начала.
С кровной семьи.
Глава 5(18). Долги
Проведя шесть лет в огромной столице Российской Империи, ты за это время обзаводишься умением находить любой дом в любой городе — дайте только адрес. Никакие города России и ближайшего зарубежья ни в какое сравнение не идут с Первопрестольной, с путаницей её улиц и местами полной неожиданностью нумерации домов, с жителями, не знающими даже собственный район, и необходимостью в кратчайшие сроки уметь перемещаться между местами, находящимися друг от друга на расстоянии в десятки километров.
Если поставить Горье рядом с Москвой, станет видно, что забольская столица — это так, небольшой городок вроде областного центра. Чего уж говорить о Рате?
Найти нужную восьмиэтажку было во сто крат легче, чем осмелиться подойти к подъезду.
… Из подъездной двери выскочила женщина в домашних растянутых трениках, мужской футболке и душевой шапочке на голове.
— Илейка! — строго окликнула она. — Ты где пропадал, негодник?!
Сиф вздрогнул и отшатнулся, озираясь. Это имя…
Илейкой оказался пацанёнок лет семи, вприпрыжку несущийся к подъезду от мусорного контейнера:
— Ма, ну там просто…
Не слушая сына, женщина ухватила его за руку и потянула к подъезду, на ходу выговаривая, что мусор по полчаса не выносят.
Заторопившись, Сиф нагнал обоих уже в самой двери и, случайно толкнув мать, обогнал их. Женщина подняла голову, и внутри Сифа что-то защемило от случайно плеснувшей на него материнской любви и беспокойства пополам с показным недовольством. Стараясь не глядеть женщине в глаза, Сиф пробормотал извинения и поспешно свернул на лестницу.
Он бежал через ступеньку, торопливо, сбивая себе дыхание, хотя в Москве напряжённой, но всё же нормой был забег на одиннадцатый этаж, а здесь Сифу надо было всего лишь на шестой.
За ребрами поселилось что-то растерянное и ожидающее. Чего это что-то ждало, Сиф не знал, но от самого чувства становилось тревожно…
На четвёртом этаже стоял детский велосипед с проволокой прикрученными к рулю пластиковыми пистолетами — «научно-технический прогресс» не коснулся извечной детской игры в войнушку. Даже компьютерные игры бессильны.
Сиф пробежал мимо с чувством какого-то недовольства — то ли ему как факт такие детские игры не нравились, то ли… не наигрался. Когда другие бегали с пластмассовыми игрушками, он брюхом вытирал грязь с лесной тропы с настоящим автоматом в руках.
… Ещё сложнее, чем прийти сюда, уже вовсе на грани возможного, было позвонить в дверь и с самой независимой рожей из всех возможных уставиться в пространство куда-то мимо лица Сергия Парядина.
— Здравствуй, Илей.
Сиф даже не сразу заметил, что за спиной Сергия стоит девушка со светло-рыжими волосами в небрежном пучке и не сводит со стоящего в дверях подростка глаз. От этого взгляда то странное нечто за ребрами завозилось ещё ощутимее. Царапнуло коготком сердце.
— Я не Илей, а Иосиф, — стараясь быть спокойным, как Одихмантьев, сообщил Сиф. — И я уже говорил это.
Мужчина — Сиф с трудом мог связать с ним слово «отец» — опустил голову. Словно не знал, что сказать. Такой… неуверенный в себе, потерянный, словно он, а не Сиф, пропал много лет назад и вдруг объявился на пороге.
Сиф никогда не представлял своего отца таким. Какие угодно, но только не… слабым. Воображение рисовало твёрдый взгляд Дядьки, строгую офицерскую осанку и полный уверенности в принятом решении голос.
— Я войду? — наконец спросил Сиф.
Сергий посторонился, он вошёл и принялся неторопливо разуваться, разглядывая висящую у вешалки фотографию двух молодых людей. В одном легко было узнать Сергия — в деловом пиджаке, с портфелем под мышкой.
Второй был от него неотличим внешне, но казался воплощением противоположности. Сифа пробрал озноб от физически ощутимой твёрдости взгляда. Так смотрел Кондрат.
— Это дядя? — Сиф коснулся пальцами стекла, за которым пряталась фотография.
— Элик, — кивнул Сергий немного скованно. — А что?
Сиф обернулся и через плечо — болезненно потянуло рубец — глянул в зеркало.
— Я на него похож.
Сергий явственно вздрогнул:
— О нас так все говорили…
В воздухе повисла какая-то недосказанность. Девушка — напрягшись, Сиф вспомнил, что её зовут Иреной — спросила неловко:
— Я чайник поставлю?
Сергий промолчал, и отвечать пришлось Сифу: