— Ну да, поэтому тебя твой и бросил, что ты не могла ему доставить удовольствие? — очень неприятно огрызнулась Ирина, пытаясь ткнуть меня лицом в собственную неудачную личную жизнь.
— Да, я не люблю причинять боль, уж какая есть. Не садистка, если ты об этом. А Игорьку желаю найти того, с кем ему будет действительно хорошо. — Равнодушно откликнулась я на выпад. Интересно какая вожжа попала Иринке? Сама на себя в последнее время не похожа.
— Так что там у тебя в пакете? — Я с любопытством потянулась к заманчивому свертку, но его перехватили буквально из-под носа.
— Да так, продукты домой несу.
— Чаю? — От чая подруга не стала отказываться, и еще с час мы трепались в основном о работе и о моих якобы косяках. Иринка советовала не унывать и быть внимательнее. То, что я реально не допускала ошибок, она почему-то не верила:
— Ты ж по специальности и не работала, так что я не исключаю такую возможность. Все поначалу косячат, пока освоятся.
То, что я работала по специальности удаленно и работаю до сих пор, я Иринке как-то не говорила, не приходилось. Но в резюме указывала, получается, она его не видела.
От того, что один из самых близких людей в меня не верит, стало обидно.
Через час Иринка засобиралась домой, обещая еще на днях заскочить и напоминая о вечеринке через неделю.
Я еще добрых десять минут заверяла ее, что точно буду и, наконец, закрыв за настойчивой подругой дверь, растеклась лужицей по дивану и отдалась на милость очередному выпуску какой-то мистической фигни. Думать не хотелось, но ощущение того, что я что-то упускаю и одновременно того, что из меня высосали все соки, не покидало.
На следующий день я объявила соседу бойкот и не стала заходить. После работы опять пошла в парк, где ела мороженое и медитировала на искусственный пруд с утками.
И через день.
На третьи сутки с начала бойкота я возвращалась в квартиру сразу после работы а на площадке — сюрприз. Сосед собственной персоной сидит и курит, смотрит своими раскосыми глазищами, как поднимаюсь, прохожу мимо, едва кивнув, вожусь с ключами. Игра в молчанку и напряженный взгляд в спину заставляет воздух звенеть от напряжения, как и мои нервы.
Когда дверь закрывается, прислоняюсь к ней спиной, с облегчением выдыхая. И чего выперся, спрашивается? Пожрать уж сам точно себе в состоянии приготовить, а за полторы недели, авось, не засрется по уши.
Держи себя в руках, тряпка, они все уходят, а ты остаешься. И только тебе самой решать, будешь оставаться с достоинством или с ненавистью и отвращением к самой себе.
Так и повелось. Прихожу — меня встречают, дымя на весь подъезд и также молча провожают взглядом, пока не скроюсь в своем убежище.
В пятницу, ту самую, на которую была назначена вечеринка, где-то через пол часа после моего возвращения домой с работы раздалось треньканье дверного звонка.
В это время я судорожно собиралась, костеря так не вовремя пришедшего в гости. Иринка что ли уже пришла?
Но на площадке никого не оказалось, а вот у порога, на коврике лежали знакомого цвета георгины и коробка шоколадных конфет.
Смеяться, плакать? Почему почти через месяц молчания опять знаки внимания, что изменилось?
— Глеб… — Сердце стучало, вырываясь из грудной клетки, дурацкая улыбка на все лицо. Запоздало дернулась к лестнице, но там никого не было. Взяла сюрприз и только теперь рассмотрела что именно за конфеты — моя любимая вишня в коньяке. Как узнал? Я их себе могла позволить очень редко.
Как в трансе, вошла в квартиру держа в руках свое сокровище, машинально сняла обертку с коробки и, вытащив одну конфетку, развернула.
По языку растекся вкус сладости и горечи. Эти конфеты, как и Глеб, как и Саша, и наверное, как тот волосатый-писклявый. Сладкие, как шоколад, и одновременно, как и он — с горчинкой, и с долькой хмеля, от которого слабнут ноги и нарастает дурман в голове.
Следом за первой конфеткой пошла вторая и третья.
Туман в голове все нарастал, я уже никуда и не собиралась. Сидела и смотрела в одну точку и так мне было хорошо, пока не стало учащаться дыхание и сердцебиение. А между ног не разлилась неимоверная тяжесть. Желание нарастало постепенно. Сначала оно ощущалось, как легкое недомогание, терпимое, от него можно было отмахнуться и переключиться на более важные задачи.
Затем к желанию добавилось жжение, хотелось поерзать, что я и сделала. Но получилось только хуже. Жжение разрасталось и достигло таких масштабов, что все мысли свелись только к одной — трахаться.
В голове пульсировало, все предметы плыли, как в тумане.
Я же собиралась на вечеринку…