Канцлеру это не удалось. Выборы в земельные парламенты в 1963 году еще раз отчетливо продемонстрировали, что Людвиг Эрхард непобедим в качестве тягловой силы в предвыборной кампании и, соответственно, незаменим для ХДС. Эрхард гарантировал партии голоса избирателей, только это и шло в расчет. Так, весной 1963 года фракция ХДС объявила Эрхарда официальным преемником канцлера, несмотря на все предостережения и откровенный протест своего председателя и действующего канцлера Аденауэра.
Когда федеральный президент Ойген Герстенмайер во время официальной церемонии прощания с Конралом Аденауэром в бундестаге сравнил того с Бисмарком, это прозвучало фальшиво. Сложно было бы придумать более неуместное сравнение: «В отличие от Вас, он уходил со своего поста с неудовольствием, как бы блистательно не выглядело его прощание». Именно нежелательная, выглядящая фальшиво и губительно отставка была самым главным сходством между рейхсканцлером из Пруссии и рейнским бундесканцлером. «Я ухожу с тяжелым сердцем» — сказал Аденауэр прямо и открыто, ни секунды не сомневаясь. Ничто не изменилось в его негативном отношении к Эрхарду. Его неприязнь только усилилась, и это не сулило будущему Эрхарда ничего хорошего.
Также скорее плохим предзнаменованием было и то, что Эрхарду во время выборов в бундесканцлеры 16 октября 1963 года не хватало нескольких голосов из членов правительства. Наметились первые признаки будущих трудностей в отношениях с собственной партией. Однако все это в момент триумфа Эрхарда не беспокоило. Вступая в должность канцлера, Эрхард выглядел откровенно счастливым. Он достиг своей цели. Его непобедимый противник был повержен. В 1963 году Эрхард, так же как и его современники, плохо сознавал, что его победа была пирровой, что противостояние с Аденауэром стоило ему слишком много сил и что, в конце концов, он въехал во дворец Шаумбург полностью обессиленным.
Длинное правительственное заявление Эрхарда, длившееся дольше двух часов, нашло положительный отклик в парламенте, в средствах массовой информации и у общественности. Новый канцлер обещал проводить «политику умеренности и понимания», предвещал прорыв в новую эру либерализма. Речь об «окончании послевоенного периода» прозвучала, правда, лишь в 1965 году, во время второго правительственного заявления Эрхарда, но многие его современники уже в 1963 году увидели этот перелом.
Даже внешне нельзя было не заметить изменений правительственной верхушки. Аденауэра, сухопарого, аскетичного и скептичного рейнландца, сменил уютный, полноватый и жизнерадостный Эрхард со своей бесконечной наивной верой в человеческую доброту. «Если Аденауэр готичен, то я — барочен». Так Эрхард охарактеризовал не только внешность, но и различия в их характере и мировоззрении. Действительно, немцы видели в Аденауэре патриарха, строгого, серьезного, внушающего уважение. «Старый лис» считался прожженным тактиком, изощренным и порой коварным. Эрхарду долго пришлось испытывать это на собственной шкуре. Население уважало Аденауэра, но о любви речи не шло. С Эрхардом дело обстояло иначе. Без его невероятной популярности ему не удалось бы стать канцлером. «Отец экономического чуда» и новый руководитель правительства был человеком из народа, таким же, «как все». Даже хобби — увлечение футболом — новый канцлер разделял с миллионами своих сограждан. Каждое утро понедельника начиналось для Эрхарда с обязательного прочтения спортивного журнала «Kicker». Сотрудник его пресс-службы Ганс Кляйн, позже представитель правительства при Гельмуте Коле, вспоминал, что вплоть до конца жизни Людвиг Эрхард каждую неделю был в курсе того, что происходило с «его командой». Эрхард особенно гордился дружбой с федеральным тренером Зеппом Хербергером.