1 Никаких более подробпых сведений о Климовском доселе однако не удалось собрать, единственно что мы имеем достоверного — это два стихотворения, поднесенные им имп. Петру в 1724 г. «О правосудию начальствующх» и «О смирении высочайших», автор подписался па них как «харковский коэак Семеп Климов» (см. статьи проф. Перетца в Известиях отд. русск. языка 1903,1, и В. Срезневского в Сборнике Харьков, ист.-фил. общества, т. XVI, 1905).
Эти указания на сословное положение авторов вводят нас в ту среду, в которой развивалось это творчество Это та же линия' соцрикосновения книжности и народности, книжного народного творчества, кой рая дала нам многочисленных авторов популярных книжных кантов «Богогласника». Подвизаются на ней представители низшего духовенства, дяки бакаляры, учителя сельских школ, и более зажиточные представители мещанского и козачьего сословий, вкусившие школьной науки.
Вообще старая школа была гораздо демократичнее нынешней, и в киевской академии, до ее превращения в специально-духовное учебное заведете (к концу XVHI в.), среди тысяч ее учеников большинство составляли представители козачьего и мещанского сословий. Сельские же школы с преподавателями дьяками в XVIII в. были более распространены, чем нынешние министерские и земские школы, как показывают цифры старых переписей: каждое село обыкновенно имело школу, хотя села эти были гораздо меньше нынешних. Напр., по переписям 1740 — 1748 гг„ в семи «полках Гетманщины было 866 школ на общего число 35 городов, 61 местечек, 792 сел и 206 деревень. По Румянцевской описи, в Черниговском полку было 142 села и 143 школы. Сравнивая эти данные с нынешним состоянием видим воочию, насколько старая школа была доступнее нынешней: на пространстве нынешних Черниговского, Городеиского и Сосницкого у. в 1768 г, было 134 школы, причем одна школа приходилась на 746 душ населения, а в 1875 г. было на этой территории 62 школы, из которых одна приходилась на 6730 душ). Искавшие образования ученики, не имевшие средств отправиться в высшие учебные заведения, учились по много лет в таких «дяковках» и нередко «вышлировывались» очень порядочно, Таким образом школы высшие и низшие создавали довольно широкую среду, где создавались и распространялись начатки народного творчества XVIII в„ пока старая школа Гетманщины не погибла под давлением регламентации, проведенной в местных отношениях центральным правительством; введением церковных штатов, закреплением за приходами дьячков и стеснением их свободного передвижения. Во второй половине XVIII столетия употребление народного языка в восточной Украине делается даже более значительным, благодаря тому, что последний не встречает себе соперника в украинском книжном (макароническом) языке, замирающем здесь в средине XVIII в. иод влиянием цензурных гонений. В этом отношении интересно сравнить восточную Украину с западной, где книжный язык, не подвергаясь специальным гонениям, задерживал в большей степени развитие народного В восточной Украине книжный язык подвергался гонениям наравне е народным и так как из этих двух непризнанных языков народный, конечно, имел в Ребе гораздо более жизненности, тем искусственный продукта школы язык книжный, то по мере того, как последний
выяснялся из школы языком великороссийским, старый украинский книжный язык постепенно вовсе выходил из употребления. Поэтому тот, кто желал придать своему произведению местный, украинский характер, должен был отныне обращаться к народному языку,
Последний находит также известную поддержку благодаря псевдоклассическим течениям, господствующим во второй половине XVIII в, в великорусском и украинском обществе. Сам по себе вообще враждебный народности, псевдоклассицизм однако признавал простонародный элемент в комическом и идиллическом роде, а его неизбежными спутниками являлись пародии и переделки псевдоклассических сюжетов на простонародный лад. Эти роды творчества прививаются также и на украинской почве. Знаменитая пародия Котляревского далеко не была единственным. ни самим ранним произведением этого рода. Так, мы случайно узнаем из письма одного из представителей новой украинской интеллигенции Афанасия Лобысевича к Георгию Конисскому (1794), что он написал переделку Буколик Виргилия на украинский лад: Лобщеевич посылает Конисскому своих «Виргилиевых пастухов, в малороссийских кобеняк переодетых», и просить у него взамен копии украинских интермедий, слышанных нм в бытность в киевской академии 1740-х гг. Он ставит очень высоко эти интермедии и намерен их опубликовать;
«Как во всяком покрое платьев, — пишет он, — так во всяком наречии есть своя красота, а к тому когда и дым отечества сладок, та сил вонь благоухания мыслей отечественных есть наисладчашпая; для чести нации, матери нашей, всегда у себя природою и ученостью великих людей имевшей, столько светил выпустившей, --для любителей своего отечества, для знающих под корою просторечия находить драгоценность мыслей, прошу вате преосвященство велико одолжить меня — интермедии Танского то ИЛИ врщи, приказав списать по почте мне в Санктпетербург доставить, да изыде? в свет, да даст величие отечеству своему наш Плавт, наш Молрер, ежелц что не более1; ибо я помню некоторые стихи: описание Великодня, берствр сатаны и смерти, смерти Иуды — прекрасные описания!»
Этот интересный отзыв приобретает еще более значения, если мы щщмам в соображение личность его автора, Это представитель вырщего сдоя современной украинской интеллигенции, не только по своему званию полковника русской службы, но и по образованию; он закончил срое
! 3 другом месте Лобысерич называет этого Тайского, автора интермедии (ригидно — вовсе ре дошедших до рас, если трлько он не был автором рртермедрЙ, оставленных в пьесу Конисскагр), «славным природным стихотворцем, во врурр площадном, во вкуси Плавтрвом». Письмо Лобасевнча в т. II Сборника документов, относящихся к истории северо-зап. Руси. Подробности о Лобьюевиче в статье Петрова в I т. сборника Статьи по славяноведению, 1904.
356 ^
образование в петербургском «академическом университета», довольно долго «вояжировал» за границей, сотрудничал в великороссийских изданиях. С другой стороны, он представитель украинского патриотического круга, как человек, служивший в гетманском управлении, близкий к последнему гетману Разумовскому. В его лице мы, таким образом, видим слияние старых традиций Гетманщины с новыми культурными течениями, характеризующее вообще начатки украинского возрождения; новые течения, как видим, не исключают, а наоборот поднимают уважение и внимание к проявлениям украинской национальной жизни. Отзыв Лобысевича об украинских интермедиях показывает, что среди украинского образованного общества, в большинстве склонного смотреть на произведения писанные на украинском языке как на вещи только забавные, а не настоящую литературу, существовали уже люди иного склада. Они смотрели на народные произведения серьезнее и глубже, как на вещи, не устунавшие классическим образцам и могущие составить славу украинского «отечества». Если их оценка литературных достоинств украинских произведений преувеличена, то уверенность, что в этом направлении могут быть созданы вещи, могущие занять место рядом с европейскими образцами, была, конечно, очень ценна.
Первое произведение, изданное и доступное широкой публике, должно было поддержать эту уверенность и научить широкую публику смотреть серьезнее на творчество на украинском народном языке. Пример того ае Лобысевича, с таким трудом старавшегося достать копию такого громкого; произведения, как пьеса Конисского, показывает ясно, насколько важным тормозом развития украинского творчества было отсутствие печатных изданий, созданное старыми цензурными запрещениями и затем державшееся или в силу инерции, или в силу цензурных препятствий (трудно решить). По этому примеру можно судить, как слабо было распространение произведений на украинском языке и как легко они утрачивались, Обращение народных произведений к услугам печатного станка имела в виду этого очень большое значение.