После Олега в «Повести» непосредственно следует Игорь. Принадлежал ли он к одной династии с Олегом — мы не знаем. По контрасту с его блестящим предшественником Олегом и другим излюбленным героем легенды — его сыном Святославом, личность и деятельность Игоря в «Повести» представлены в тонах тусклых, вероятно, нреувеличенно тусклых. В начале своего княжения он ведет войны с восставшими племенами, — «Повесть» знает его войны с Древлянами и Уличами. Из визан-
4‘
тийских источников известен нам его неудачный поход на Византию. Флот Игоря подошел к Константинополю, но греческая эскадра не пропустила его чрез Босфор; тогда Игорь направился к малоазийскому побережью и занялся здесь грабежом, но подоспевшие за это время морские силы Византии разгромили корабли Игоря. Эта неудача отразилась на торговых льготах русских купцов в Византии: новый договор, заключенный в 944 г, значительно ограничивал льготы, данные им прежде, и, кроме того, ставил известные пределы завоевательной политике киевских князей в землях, соседних с крымскими владениями Византии.
Но народная память, расцветив своей фантазией этот неудачный поход на Византию, превратила и его в добычливое предприятие — только Игорь в согласии с общей своей характеристикой не доводит дела до войны, удовольствовавшись выкупом предложенным Греками. Его бояре выступают с соображениями о том, что всякая война остается рискованною: «кто знает, кто одолеет, мы или они, и с морем кто может уговориться (обеспечиться от случайностей)? чего лучше — не бившись взять золото и паволоки?» Игорь уступает таким благоразумным советам, и этим подчеркивает отсутствие рыцарственности в своем характере.
Действительно удачен был поход Руси иа восток, предпринятый в 943/4 г. Поход этот описан несколькими восточными писателями, поэтому очень хорошо известен. Русь проникла сухим путем до Дербента, увлекая за собою шайки авантюристов, пристававшие к ней по дороге; отсюда отправилась на кораблях к устью Куры и по этой реке проникла до большого и богатого города Бердаи, овладела им и производила отсюда набеги на соседние земли. Пробыв здесь полгода, русские полки беспрепятственно, с богатою добычею, ушли назад на кораблях. Так представляется его фактическая сторона. В совершенно фантастическом виде изобразил его позднейший (XII в.) персидский поэт Низами, включив это событие в качестве эпизода в свою поэму об Александре Великом:против Руси, разграбившей окрестности Бердаи и захватившей в нлен царицу, выступает сам Александр Македонский, Русь идет против него на слонах, «подобные волкам и львам, не имеющие ничего человеческого, кроме внешнего вида*. Целый ряд битв венчается в конце концов, конечно, победою Александра.
Но конец Игоря был очень печален и вместе с тем очень характерен для отношений того времени. Богатая дань с Древлянской земли, отданная Игорем Свенельду, возбудила зависть собственной дружины Игоря и, побуждаемый дружиною, Игорь отправился к Древлянам, чтобы сверх собранной Свенельдом дани вынудить у них контрибуцию еще и для себя. Его вымогательства и насилия вывели Древлян из себя, и они убили Игоря во время этого «полюдья*. Как рассказывает Лев Диакон, византийс-
61
кий писатель конца X в., эти бунтовщики разорвали Игоря, привязав к наклоненным вершинам двух деревьев.
Вследствие малолетства сына Игоря, Святослава, по смерти Игоря некоторое время правила его жена Ольга с боярами своего мужа. Из ее времени летопись знает два события. Первое — война с Древлянами, закончившаяся приведением восставшей земли в тесную зависимость от Киева; население было наказано избиением и обращением в рабство наиболее провинившихся общин. Другое событие — принятие Ольгою христианской веры. Эти факты переданы в летописи в густой легендарной оболочке, представляющей известный параллелизм с легендами об Олеге. Олег и Ольга — это пара мудрых и хитрых князей, умеющих всегда и во всем постоять за себя и достигнуть своих целей той примитивной хитростью, которую так высоко ценит первобытный человек. Несомненно, созвучность имен (Ольг и Ольга) с своей формы содействовала уподоблению этих двух фигур в нредании, позволяя переносить разные рассказы с одной на другого; но более глубокая созвучность лежала, очевидно, в этих двух типах и вела обработку их параллельными путями. Из-за позднейшей церковной оболочки, покрывшей образ Ольги благодаря сочетанию церковной традиции с народной легендою, выступает образ хитрой княжны, разработанный последней в рассказах о том, как дурачила она темных полешуков-Древлян, и потом также точно оставила ни с чем прославленных хитрецов и каверзников Греков — «Ольга мудрейшая из людей», как характеризует ее потом общественное мнение Киева в легенде о крещении Владимира. По она не только государыня, но и женщина и это нарушает симметрию с Олегом; как женщина, она стойко блюдет свою девичью честь (в позднейшей легенде о сватовстве Игоря), позже свою неприступность вдовы (сватовство древлянского князя Мала и византийского императора) — всеми желанная и для всех недоступная, умеющая всякого поставить на свое место — величайший комплимент для нее как для женщины.
Из византийских источников известен нам дипломатический визит Ольги в Константинополь в 957 г, послуживший, вероятно, поводом для киевской легенды. Дипломатический же характеру вероятно, имела и ее миссия к имн. Оттону в 959 г, известная из немецких источников. Она была истолкована в Германии в том смысле, будто бы Ольга поручила просить присылки енископа и священников на Русь; но известие это невероятно уже тем, что крещение Ольги имело характер ее личного дела, и только после крещения Руси Владимиром получило большее значение в глазах позднейших поколений.
В начали 60-х годов вступил в унравление государством Святослав. Несмотря на кратковременность своего правления, он принадлежит к
М,С. Грушевский
62
наиболее характерным и сильно обрисованным фигурам среди киевских князей. Это, так сказать, идеал дружинности; роль князя-правителя, главы государства, в деятельности Святослава вполне отступает на второй план пред ролью предводителя дружины, странствующего рыцаря, и он блестяще обрисован с этой стороны в классическом, основанном на живой народной традиции, рассказе «Повести». «Когда князь Святослав вырос и возмужал, он начал собирать воинов — многочисленных и храбрых, ибо и сам был храбр и легок, ходил как леопард, возов с собою не возил, ни котлов, и мяса не варил, а тонко изрезав конину или зверину, или говядину, пек на углях и так поедал; не возил и шатра, а подстилал под себя подклад (подседельник), а седло под голову; таковы были и воины его. И вел он много войн».
После нескольких походов, направленных на расширение и укрепление политической системы Киевского государства (из них «Повесть» знает походы, предпринятые для расширения и укрепления восточных пределов: походы на Оку и Волгу, на Хозар, на кавказских Ясов и Касогов, т. е. Осетин и Кабардинцев, и покорение Вятичей), Святослав очень скоро обратился к далеким военным предприятиям. Очевидно, регентка передала Святославу государственный механизм в очень хорошем состоянии, и от нового князя больших хлопот в данном отношении не требовалось. Прелюдией к более смелым предприятиям была война с Хозарами, загораживавшими русским походам дорогу на восток. За этим походом, окончившимся нодным разгромом Хозарской орды1, нужно было ожидать какого-нибудь грандиозного похода на восток, вроде Игорева, но внимание Святослава было неожиданно отвлечено в другую сторону: император Никифор Фока но дослал к нему своего агента Херсонесца Калокира с богатыми подарками, приглашая нанасть на Болгарию и завоевать ее для себя.