Оно создает со временем традицию своего преемства в связи со шляхтой предреволюционной, выводить себя от разных польских шляхетеких фамилий, принимает их гербы, усердно ищет случая породниться с настоящими шляхетскими родами, хотя бы и захудалыми. Употребляя по старой традиции уже со второй половины XVII в. в качестве юридического кодекса Литовский Статут, оно усвояет и прилагает к себе те права привилегированного сословия, которые этот старый шляхетский кодекс признает за шляхтою. Одновременно проявляет сильное, стремление к образованию и усвоению внешней культуры: в этом отношении оно стояло несомненно выше общего уровня современного великороссийского дворянства. Но главная основа его силы и значения, его raison d’etre — это его богатство, в частности — земельное, крупное землевладение.
Оставляя в стороне шляхетские имения, уцелевшие от предшествующей эпохи (главным образом в Северском Заднепровьи), основою старшинского, как и всякого землевладения считалась заимка; только старшина производила эту заимку в несравненно более обширных размерах, в масштабе не крестьянского, а помещичьего хозяйства, к созданию которого она усиленно стремилась. Одновременно, уже с XVII в. получает она пожалованные «маетности» от гетмана и московского правительства. Эта раздача земель — преимущественно населенных, занятых (так как незапятан, пустая не нуждались в пожаловании и просто присваивались заимкою) — с течением времени практикуется все в более широких размерах. Раздают земли не только гетманы (не говоря о московском правительстве), но и полковники и генеральная старшина. Но так как такие гетманские и старшинские пожалования не считались правосильными, то закрепление их делается одним из существеннейших пунктов в политике старшины относительно московского правительства. Уже при выборе Мазепы (1687) взамен сделанных московскому правительству уступок старшина ходатайствовала, чтобы земли, полученные от гетмана и старшины, а также купленные, беспрепятственно утверждались московским правительством за владельцами. Но московское правительство не хотело дать такого общего обещания и предоставляло каждому отдельно доби-
История украинках) народа
ваться для себя «жаловальной грамоты», и старшина старалась добиться — «заслугами перед великим государем».
Кроме «займанщин» и пожалований, имения старшины расширялись «скуплею», выкупом земель крестьянских и козачьих. Особенно в ХУШ в., когда уже исчерпались свободные земли и не осталось места для заимки, выкуп практиковался весьма широко: пожалования могли получать главным образом люди, бывшие на виду у правительства «скуплю» могли практиковать все стоящие так или иначе у власти, хотя бы очень мелкой — сотницкой, например, или имевшие связи в правящих сферах.
Связи и административное влияние были нужны потому, что покупка очень часто была принудительною: скупщики не только пользовались тяжелыми материальными обстоятельствами владельца, но часто прибегали и к давлению административной власти, даже к ничем не прикрытому насилию. При этом, так как выкуп козачьих земель был ограничен или даже вовсе запрещен, чтобы козаки, обеднев, не становились неспособными к службе, иод покровом власти практиковался перевод Козаков в крестьянское сословие. Насильственно или добровольно, но во всяком случае незаконно, козаки вычеркивались из «комиутов» и разными путями переводились в разряд крестьян, «посиолитых»1.
Всеми этими путями создана была в продолжение столетия огромная площадь привилегированного землевладения старшины -ряд огромных латифундий и моей имений средней руки. На займантцинах и всяких нустых землях поселялись прихожие люди, огромные массы которых давало особенно развившееся во второй половине XVII в. ни еще раз повторившееся во втором десятилетии XVIII в. маосовое переселение народа из правобережной Украины. Отношения владельца к таким новопоселяемым на его земле крестьянам, или так называемым «шдсусидкам», нормировались или договором, или общей практикой.
Гораздо щекотливее были отношения владельца к крестьянам заселенных уже имений, приобретавшихся пожалованием или попадавших в руки старшины в качестве «ранговых» — так назывались имения связанные с известной должностью и предназначавшиеся на содержание занимавшего эту должность лица (эти ранговые имения со временем сделались очень значительны и позже часто присваивались старшиною).
1 Подробно перечисляет такие несправедливости и эксплуатацию Козаков старшиной петиция, приготовленная сотниками и сотенной старшиной Черниговского полка для подачи ими. Елисавете. во время путешествия ее на Украину в 1744 г. (опубликована в Киевской Старине 1894, IV) Самый факт заступничества за Козаков со стороны представителей той же старшины, хотя и низшей, показывает, что помещичьи стремления все-таки не успели деморализовать ее до конца.
19 Зав. 35
М.С, Грушевский
По отношению к этим крестьянам старого поселения ее было такого среднего термина, каким был договор для новопоселенцев, и тут контраст стремлений и воззрений владельцев-старшины и крестьян выступал в полной наготе. Старшина стремится превратить последних, как и подсуседков, в своих крепостных, и действительно успевает в этом, постепенно легализируя их крепостное состояние Для достижения этой цели она всеми мерами содействует возможно резкому отграничению Козаков от крестьян (так называемых «посполитых») и делает для последних невозможным переход в козацкое звание Посполитые, первоначальные собственники, обезземеливаются всякими способами: покупкой, захватом их земель или же всякими применениями принуждаются к выходу, причем земли их, согласно Литовскому Статуту, помещики в таком случае берут себе и поселяют на них вполне от себя зависимых подсуседков. Оставшихся посполитых и переведенных в их категорию Козаков они облагают повинностями по образцу подсуседков, применяя к ним принципы шляхетского права
Гетманство Самойловича было временем, когда «обыклое послушенство подданных» по отношению к земдевладельцам-старшине впервые начинает усиленно пропагандироваться гетманской властью и подкрепляться ее престижем. Тогда это «послущенство», т. е. повинности крестьянина по отношение к помещику, выражалось в обязанности помогать при уборке сена, устройстве гатей и т. п. Но уже в первой четверти XVIII в. видим панщину настоящую и сильно развитую в одном универсале 1701 г. гетман Мазепа признает законной двухдневную панщину в неделю, и кроме нее дань овсяную, и это для крестьян, сидевших на своих землях, а не подсуседков. В общем к половине XVIII в. крепостная зависимость крестьян, и владельческие права по отношению к ним в левобережной Украине достигают размеров, вполне аналогичных с прежним шляхетско-польским режимом, — им не достает только нескольких штрихов для полной законченности.
Конечно, среди народной массы, сохранявшей живую память о великом движении, «насовавшем» шляхетский режим, этот процесс нового закрепощения вызывал сильнейшее неудовольствие Мы видели, что еще одно лишь предчувствие или подозрение в шляхетских тенденциях в первые годы после этого движения давало повод для народной оппозиции против Выговского, Сомка и Золотаренка, да и самого Богдана Хмельницкого, и народ клеймил представителей этой старшины ненавистным именем «Ляхов». Можно судить о чувствах, катая питал он к сословию, явно и открыто восстановлявшему теперь на Украине «панщину» и все панские порядки.
Правда, на какое-нибудь смелое, резкое движение против этих «новых Ляхов» у народных масс уже не было энергии. Они устали от пред-
шествовавших тяжелых и бесплодных усилии, изверились в успехе, потеряли доверие и к демагогам, призывавшим к борьбе с панами, и к московской политике, в которой они надеялись найти опору и которая в действительности поддерживала панскую программу старшины {это разочарование должно было особенно сильно подействовать на народ) Глубокий упадок духа, отсутствие веры и даже возбудимости в народных массах живо иллюстрируют упомянутые попытки последнего украинского демагога — Петрика, рассчитывавшего, что одно появление его отрядов вызовет восстание простого народа против «дукив и палив». Мы видели, что эти надежды совершенно не оправдались — народ, в виду гетманских полков, ее решился подняться.