Этот призыв Собеского нашел живой отклик. Нашлись люди с организационными талантами, с большим успехом занявшиеся заселением запустевшего Приднепровья и Побожья, привлекая в большое числе поселенцев и из украинских земель, находившихся под властью Польши, и из-за Днепра. Таковы были полковники (как они себя титуловали) — Зал. Искра в Кореупе, Самусь Иванович в Богуславе, Абазин на Побожье, и особенно Семен Палий, наиболее понулярный из них, расположившийся на север от Роси в местечке Фастове. Опустелые пространства заселялись быстро. Из левобережной окраины, особенно из соседних полков. Гадяцкого, Мирогородского, Лубенского посполитые или массами, несмотря на расставленные над Днепром заставы. «У всех одна мысль — идти за Днепр», — доносили в Москву. Это была стихийная реакция против панских порядков Гетманщины, против экономической политики старшины, и она очень встревожила последнюю. Палий рисовался в представлении народных масс идеальным козаком, сверхъестественным героем, носителем народных идеалов справедливого устройства общества, и противопоставлялся с этой точки зрения «Поляку» Мазепе. Для последующих поколений он остался излюбленным героем народных песен и рассказов: вероломный захват его Мазепою оделся легендарными и сказочными подробностями и доселе в этом виде живет в народной традиции.
Быстрый рост колонизации в правобережном Приднепровьи доставил значительные силы полковникам этого возрожденного правобережного козачества. Они оказывали ценные услуги польскому правительству в борьбе с Татарами, и оно склонно было относиться к ним снисходительно. Жалобы шляхты соседних областей, много терпевшей от нападений возрожденного козачества, «козаченья» их подданных и побегов кре-
стьян, долго оставались без откликов. Но в конце концов конфликта был неизбежен. Вся эта возрожденная козаччина и ее колонизация проникнуты были величайшим нерасположением к Польше и шляхте, и это нерасположение разделяли и вожди ее. Уже в 1688 г. Палий обращается к гетману Мазепе с просьбой взять на себя посредничество в переговорах с московским правительством, чтобы оно приняло под свою протекцию его Фастовщину. Но московское правительство тогда было уже в союзе с Польшей и не хотело портить отношений: оно предложило Палию перейти со своими казаками на Запорожье и оттуда на левый берег, если они хотят быть под московской протекцией. Такого проекта Палий принять, конечно, не мог: ему хотелось сохранить территорию.
Сношения Палия между тем стали известны Полякам; он был арестован, однако успел бежать. После этого он переходит уже к более открытым действиям против Польши, хотя до поры до времени старается избегать резких конфликтов. Он повторяет старую козацкуто тактику — старается расширить возможно больше территорию козацких поселений за счет соседней помещичьей колонизации; крестьяне «козачатся», прогоняют помещиков и начинают поговаривать о том, что *Ляхов нужно прогнать за Вислу, чтоб и ноги их не осталось*. Польское правительство пыталось остановить Палия, посылало против него военные отряды — особенно с тех пор, как перестало нуждаться в козаках для борьбы с Татарами, после прекращения войны с Турками. Последняя окончательно закончилась карловицким трактатом 1699 г., возвратившим Подолье обратно Польше, и сейм решил с 1700 года упразднить козацкое войско. Это был открытый вызов — и козаки не замедлили перейти к наступательным действиям.
Обстоятельства им благоприятствовали — польское войско было занято войной со Шведами, Палию удалось овладеть важной крепостью — Белой Церковью, в то время составлявшей опору польской власти на Украине; он перенес сюда свою резиденцию. Самусь взял другую важную позицию — Немиров. Восстание распространилось на Подолье. Но здесь на юге козацкая колонизация была довольно слаба, и когда в 1703 г. двинулось на Подолье польское войско под начальством нольного гетмана Сенявского, ему без труда удалось рассеять слабые отряды Абазина и Самуся. Абазин был казнен, Немиров взят, Подолье залито кровью восставших. Но на Киевщипу, на Палия Сенявский напасть не отважился, удовольствовавшись дешевыми лаврами подольской кампании.
Но на Палия пришла беда оттуда, откуда он менее всего мог ее ожидать, Вместе с прочими полковниками он продолжал просить русское правительство о принятии его под свою протекцию, и Мазепа поддерживал эту просьбу, желая присоединить под свой регимент правобережные
го*
земли. Но русское правительство каждый раз отказывало, а с тех пор, как Польша стала союзницею России против Шведов, оно даже советовало Палию оставаться покорным по отношению к Польше. Наконец, уступая просьбам Поляков о помощи для усмирения Палия, Петр пообещал им, в 1704 г., принудить его к покорности. Тогда Мазепа, не желая упускать правобережную Украину из своих рук, а с другой стороны — опасаясь Палия, как небезопасного демагога и соперника, дал делу совсем неожиданный оборот.
Мазепа находился тогда за Днепром, в походе против шведских партизанов в Польше; пригласив к себе в лагерь Палия, он распорядился его арестовать, а полковником в Белую Церковь, на место Палия, послал своего родственника Омельченка. Палиевы козаки, большая часть которых, впрочем, в момент этого неожиданного дара находилась в войске Мазепы, хотели было сопротивляться. Но белоцерковские мещане, не ожидая от этого сопротивления ничего хорошего для себя, сдали город, и Омельченко стал правителем Фастовщины. Перед Петром Мазепа обвинил Палия в сношениях с шведской партиею в Польше. Это было совершенно неосновательное обвинение, но тем не менее Палий был сослан в Сибирь (в Тобольск) и возвращен оттуда только после перехода Мазепы на сторону Швеции, По своем возвращении разбитый ссылкой старик не играл уже никакой роли и управление правобережными козаками было поручено его зятю Танскому,
Хотя Мазепа поступил в этом случае совершенно несогласно с намерениями Петра (это был первый случай, где он позволил себе явно разойтись с планами центрального правительства), но благодаря тогдашним смутам в Польше, его поступок не вызвал неудовольствия у Петра. Па требование польского правительства, чтобы правобережное Приднепровье было передано ему, Петр ответил, что это было бы несвоевременно в виду существования сильной шведской партии среди польских магнатов.
Правобережное козачество не только сохранило свою территорию, но даже расширило ее: не только киевские и браславское полки перешли под регимент Мазепы, но и Поднестровье окозачилось и примкнуло к ним. Мы видим теперь полки; Белоцерковсюй, Корсупский, Богуславский, Чигиринский, Браславский и Могилевский, хотя и с численно слабым населением и очень небольшими козачьими контингентами. С принципиальной точки зрения Мазепа очень дорожил этим приобретением, и когда Петр, на конференции с польскими магнатами в Жолкве, в 1707 г,, дал обещание немедленно вернуть правобережные земли Польше и велел Мазепе передать Белую Церковь польским войскам, Мазепа под разными предлогами не исполнил этого распоряжения и удержал эти земли под своею властью до конца.
317
После падения Мазепы и избрания Скоронадского правобережные полки, как я упоминал, также признали гетманом последнего. Но Скоропадский не обладал достаточной энергиею, чтобы отстоять эту право бережную Украину, как отстаивал ее Мазепа. В 1711 г., после неудачного прутского похода Петр отказался от правобережной Украины;
Турция предназначала ее для независимой Украины Орлика, но — как мы знаем — не поддержала его энергично и не воспрепятствовала завладеть правобережной Украиной Польше, непосредственно после этого трактата заявившей на нее свои притязания. Однако отказываясь от правобережных полков в пользу Польши, Петр возвратился к старому плану: опустошить их и перегнать население в левобережную Украину, Об этом было объявлено населению еще осенью 1711 г. и затем, в продолжение 1711 — 4 гг., воинские команды выселяли и переводили за Днепр население правобережных полков. По окончании выселения, в 1714 г, сдана была Полякам Белая Церковь, и Поляки вступили окончательно во владение правобережным Поднепровьем.