Но все же известный рост несомненно существовал, некоторая: ферментация давала себя чувствовать. Известное культурное и литературное движение замечаем прежде всего в Угорской Руси, раньше подвергшейся воздействию австрийского правительства. Вокруг тогдашнего мункачского епископа Андрее Бачинского (1772 — 1809), организатора муканевского лицее и основателя значительной библиотеки, группируется небольшой кружок деятелей на поприще народного просвещения и литературы. Угорская Русь дает первых профессоров Русин Львовскому университету и людей, заметных на иных поприщах. Затем у них являются непосредственные преемники и продолжатели и в Галиции. Национальный характер в этом небольшом движении уже дает себя чувствовать, хотя ясностью его национальное сознание отнюдь не отличается.
В землях западной Украины, отошедших к России, русское правительство — совершенно логически с своей точки зрения занялось прежде всего уничтожением унии. Но вместо нее не восстановлялись старые традиции национальной украинской церкви, а вводились новые, совершенно чуждые им обрусительные формы. Особенности местной церковной и религиозной жизни подводились под понятия униатства или латинства и искоренялись самым усердным образом — вплоть до украинского произношения богослужебных возгласов и текстов: епархиальное начальство особенное внимание обратило на то, чтобы священнослужители произносили свои возгласы «голосом свойственным российскому наречию» . восставленная православная церковь сделалась таким образом сознательным орудием обрусения и для утверждения этой тенденции умышленно наводнялась пришлыми людьми, переводимыми из великорусских местностей. С другой стороны, остатки униатской церкви, не присоединявшиеся к православию, русским правительством отданы были под начальство польской католической иерархии и подвергались таким образом сильнейшему давлению полонизаторских тенденций последней.
Местный украинский элемент таким образом подвергся одновременному натиску с двух сторон — со стороны польского помещичьего класса и польской культуры, до восстания 1831 г. да и после него царившей почти безраздельно вне небольших островков казенной великорусской культуры, — и со стороны этой последней. Вплоть до 1830-х гг. светское
341
воспитание и образование в Правобережной Украине почти исключительно находилось в руках Поляков, с небывалой энергией занявшихся здесь организацией учебно-воспитательного дела в национальном польском направлении и достигших действительно больших успехов в развиты польской культуры на украинской почве, какими она не могла похвалиться во времена польской Речи Посполитой (деятельность Ф. Чацкого и его преемников). С другой стороны казепная великорусская школа, церковь и государственность теснили всякое проявление украинской жизни еще более безжалостно, чем культура польская.
И в результата правобережные украинские земли, перешедшие под власть России, надолго остались более отсталыми и забитыми чем какие-либо другие украинские области.
В. Антонович: Очерк состояния православной церкви с пол. XVII до конца XVIII в. (Монографии, I). Для Галиции специальна — материалы и заметки по историй культуры и быта в V т. Сборника ист. фил. секции Паук. тоа. Им. Шевченка» и в IV т. Украин.-рус. архива». Для Угорской Украины: Дулишкович: Исторические черты Угро-русских. 1874— 1877; А. Петров: Материалы для историй Угорской Руси, 1905 и ел. Популярная история Буковины: М. Кордуба «Илюстрована история Буковнни», 1906.
XXVII. ПАДЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНОЙ И КУЛЬТУРНОЙ ЖИЗНИ В ВОСТОЧНОЙ УКРАИНЕ.
Немногим лучше было положение, в каком оказалась восточная Украина, вышедшая из состава Польского государства с половины XVII в. Избегнув ополяченья, верхние слон украинского населения подвергаются здесь сильному обрусению, развивавшемуся тем легче еще, что оно не встречалось с внешними отличиями, катая по отношению к Полякам давала религия и книжность. Паоборот, эти моменты сближали украинское население с. великороссийским и затирали национальные различия, а слабое развитие национальной украинской культуры не давало ей возможности устоять в конкуренции с великорусскими влияниями, имевшими на своей стороне и преимущества больших средств и политический перевес, и наконец — непосредственное воздействие центрального правительства. Последнее, не довольствуясь добровольным тяготением украинского общества к великорусской жизни, развивающимся в продолжении XVIII в., старается воздействовать в том же направлении всеми силами государственного механизма. Разрушив политическую обособленность Украины, оно стремится стереть особенности местной жизни и культуры, ее национальный облик, обезличить и слить с великорусской народностью. В таком смысле действует оно ограничительными и запретительными мерами, действительно весьма сильно подрывающими местную культурную жизнь и усиливающими «обрусение» украинского общества.
Центром украинской культуры и после перехода восточной Украины под верховенство Москвы по-прежнему оставался Киев. Во второй половине XVII в. и первых десятилетиях XVIII он был источником просвещения и для Московского государства. Отсюда выходили пионеры культуры, насаждавшейся московским правительством и духовенством, отсюда шла книжность и образцы школьной организации, и в общем украинская ученость оказала весьма заметное воздействие на подъем культурной жизни Москвы, несмотря на недружелюбное вообще отношение последней к ее представителям и произведениям. Киевские книги, например, довольно часто подвергались более или менее строгим запрещениям в Москве, а при патриархе Иоакиме в 1670 — 80-х гг. последовало настоящее гонение на произведения украинской книжности.
Главный очаг киевской культурной жизни — киевская коллегия — в. третьей четверти XVII в. пережила период унадка, причиненного тогдашними беспрерывными войнами, и московские политики, вообще недоброжелательно относившиеся к украинским школам, хотели даже воспользоваться этим, чтобы вовсе закрыть ее (1666), но должны были отказаться от этого намерения в виду неудовольствия, какое могло бы воз будить, это распоряжение на Украине. В 1670-х гг. коллегия организовалась наново, расширила свою программу, присоединив к преподаваемым ранее наукам курсы философии и богословия, и получила, наконец, нрава и титул «академии» (1694).
Время Мазепы, усердного покровителя культуры (как ее разумели в тех кругах), было временем процветания академии. Из нее вышел ряд видных церковных и общественных деятелей. Она служила почти до половины XVIII в. школою, где получала образование украинская интеллигенция вообще — не только духовная, но и светская. Гетман Апостол, подтверждая за нею ее маетности в 1728 г., называет ее «всему обществу нашему благопотребною, где малороссийские сыны в науках свободных имеют наставление», и действительно, в сохранившемся «реестре» учеников академии 1729 г. находим среди них представителей почти всех важнейших старшинских семей. Число учеников было очень велико: в средних десятилетиях XVIII в. оно переходило за тысячу1, и большинство учеников было из светского звания. По образцу киевской академии организовались высшие школы в землях великорусских (начиная с московской академии) и украинских — коллегии и семинарии в Чернигове, Переяславле, Полтаве, Белгороде, Харькове, и ряд менее значительных. Но при всем том и академия с организованными по ее образцу коллегиями, и их ученость Все более и более оставались, так сказать, за флагом потребности времени, и запросы жизни обгоняли их все заметнее.
Киевская академия была организована но образцу польских, главным образом иезуитских школ. Ее наука носила преобладающий церковный, богословский характер, и притом в формах схоластических. Ее ученость опиралась на средневековых методах и знаниях и для XVU— ХУШ вв. была совершенно устаревшею. В богословии до начала XVIH в. и даже позже господствовал здесь Фома Аквинский, в философии — средневековые комментаторы Аристотеля. Новые течения европейской мысли совершенно не захватывали киевской школы, и бывший профессор философии в академии Георгий Конисский, уже по выходе из состава ее преподавателей случайно ознакомившись с новыми западно-евро-