В царской России первой половины XIX в. пе существовало законодательства, которое регламентировало бы отношения владельцев предприятий с рабочими. Ряд правительственных указов, правил, циркуляров и распоряжений определял не права, а обязанности рабочего и меру наказания за «непослушание» или «нарушение» условий найма. Поэтому предприниматели, в частности помещики и их управляющие, имели широкую возможность безнаказанно творить произвол и насилие даже над вольнонаемными рабочими.
24 мая 1835 г. царское правительство издало специальное «Положение», которое должно было содействовать обеспечению промышленности наемной рабочей силой. Оно давало право всем лицам податных сословий наниматься на промышленные предприятия на срок действия полученного ими паспортами обязывало их работать до окончания срока на условиях, определяемых заключенным договором. Ни рабочий, ни помещик или учреждение, выдавшие паспорт, не имели права нарушать установленного договором срока найма. Предприниматель же в любое время мог уволить рабочего, если тот «не исполняет своих обязанностей» или «плохо себя ведет». Таким образом, «Положение» не только не устраняло произвола владельцев предприятий по отношению к рабочим, но и узаконивало его.
Зачастую владельцы заводов передавали предоставленные им права увольнения рабочих управляющим заводов, инженерам и даже мастерам, которые часто злоупотребляли ими.
Нанятый предпринимателем рабочий находился в полной зависимости от своего хозяина, который вмешивался даже в его личную жизнь. Он вынуждал рабочего ходить в церковь и исполнять религиозные обряды, запрещал посещать вечеринки, сходки, школы, штрафовал за неприветливость или непочтительность к хозяину и членам его семьи, к заводской администрации и т. д. Рабочие Киево-Межигорской фаянсовой фабрики могли вступать в брак только с разрешения администрации завода. В ряде мест, в частности на сахарных заводах Бобринского (Киевская губерния), рабочие, уволенные за «непослушание», не имели права наниматься на другие предприятия, расположенные в зоне 500 верст от места прежней работы.
Приведенные примеры свидетельствуют о кабальном характере найма, о полном бесправии вольнонаемных рабочих.
Хозяева-предприниматели не только произвольно увеличивали рабочий день и снижали заработную плату, но и ухудшали условия жизни и труда рабочих. «Экономия общественных средств производства; достигшая зрелости лишь в условиях благоприятного тепличного климата фабричной системы, вместе с тем превращается в руках капитала в систематический грабеж всех условий, необходимых для жизни рабочего во время труда: пространства, воздуха, света, а также всех средств, защищающих рабочего от опасных для жизни или вредных для здоровья условий процесса производства, — о приспособлениях же для удобства рабочего нечего и говорить»[63].
Рабочие трудились в тесных, грязных помещениях, где не соблюдались элементарные санитарные нормы. Особенно тяжелыми условия труда были на солеварнях Екатеринославщины, на сахароварнях Правобережья и Левобережья Украины, на шахтах Донбасса.
Изнуренный 15 — 18-часовым трудом, рабочий не имел никаких условий для отдыха. Многие рабочие вообще были лишены жилища и спали в тех помещениях, где работали. При крупных предприятиях строились специальные казармы, размеры которых в большинстве случаев не соответствовали количеству рабочих, проживавших в них. В частности, в казармах Шосткинского порохового завода, рассчитанных на 640 человек, в 1859 г. жило 2550 рабочих. Подавляющее большинство их спало на голых досках.
Государственные крестьяне, приписанные к фабрикам и заводам, как правило, жили в собственных домах, но, превратившись в постоянных мастеровых, переселялись в фабрично-заводские казармы.
Изнурительный труд, хроническое недоедание, антисанитарные условия жизни, отсутствие медицинской помощи — все это неминуемо подрывало здоровье рабочих, вело к заболеваниям, преждевременному старению и смерти. Больниц было очень мало, с мизерным количеством мест. Так, на весь Луганский промышленный район с многотысячным населением существовали три маленькие больницы на 56 коек. Один врач приходился в Херсонской губернии на 12,8 тыс., в Полтавской — на 21,6 тыс. человек. Поэтому всякая эпидемия, писал один из обследователей промышленных предприятий Херсонщины, исчезает только тогда, когда она сделает своей жертвой почти всех людей, склонных к болезни. Искалеченные и больные рабочие, как и семьи погибших на производстве или умерших от болезней, были лишены средств существования и обрекались на нищету.