Проведенные Могилой начинания убеждают исследователей в его намерениях провозгласить автокефалию Киевского патриархата. Вместе с тем риторика его заявлений не исключает и возможности внедрения новой унии с Ватиканом, однако уже при условии сохранения православных обрядов, полной автономии православной церкви и ее равноправия с католической церковью.
Этнополитическое развитие Руси в раннее Новое время и «рождение» Украины
Историческая память о прошлом Киевской Руси как своеобразная форма легитимации государственной власти тех ее частей, которые после нашествия орд Батыя начали свое самостоятельное существование, продолжала жить и в Северо-Восточной, и в Юго-Западной Руси. Отличие состояло лишь в том, что в северо-восточной части уже с середины XV в. в контексте реализации московскими князьями политики централизации государства память о киево-русьской истории обретает форму идеологической парадигмы «перетекания власти» из Киева во Владимир-на-Клязьме, а дальше — в Москву. В другой же части Руси заинтересованность проблемой «перетекания истории» актуализируется лишь с конца XVI в., когда Мацей Стрыйковский предложил концепцию перехода власти из Киева в Галич, а оттуда — в Литву. Позже, в начале следующего века, после модификации киевскими интеллектуалами модель приобрела четко выраженную киевоцентричность: «Киев-Галич-Литва-Киев».
Процессы поиска истоков собственной истории способствуют развитию терминологической четкости понятия «русьский народ», которым обозначают жителей территорий, исторически связанных с Киевским и Галицко-Волынским княжествами. Одновременно формируется взгляд на русьский народ как самодостаточное политическое сообщество, существование которого санкционировано Божьим промыслом, легитимизировано наличием собственной династической традиции, воплощенной в княжеских родах Киевщины и Волыни, а также собственной рыцарской иерархии (шляхта и казачество). Соответственно для киевских интеллектуалов (например, Касьяна Саковича) «Русь» представляет собой этнонациональную и этнорелигиозную общность, состоящую и из князей, и из шляхты, и из казачества. Характерно, что московские книжники, начиная с XV в., обосновывали права московских государей на земли, народ и культуру бывшей Киевской Руси их генеалогическими связями с древнекиевскими князьями. Их же киевские оппоненты (в частности, окружение Киевского митрополита Петра Могилы) обращают внимание, прежде всего, на общность истории, языка, обычаев, церкви русьского народа Речи Посполитой. Особое внимание при определении русьской идентичности уделялось лингвистическому критерию. В частности, словарь Памвы Беринды, по наблюдению историков, трактовал слово «народ» сугубо в этнолингвистических категориях, отождествляя термины «парод» и «язык», которые объясняли слово «люди»[78].
Одновременно обоснование древности и законности существования русьского народа способствует концептуализации взгляда на эту этнонациональную и этнорелигиозную общность Речи Посполитой как на общность этнополитическую, равную в правах двум другим составляющим общего государства — полякам и литовцам. Концепция «третьего народа» Речи Посполитой (официальное название которой включало лишь упоминание о «двух народах») объективно ставит вопрос и о равноправности всех трех частей государства, актуализирует проблему «добровольности» объединения Руси с Польской Короной и Великим княжеством Литовским.
Параллельно с процессами этнонационального и этнополитического обособления русьского народа с конца XVI в. прослеживается редукция термина «Русь» в его политическом и географическом смысле до политико-территориального определения «Украина».
Термин «Русь», символизирующий связь с сакральным княжьим Киевом, согласно наблюдениям исследователей, в это время преимущественно консервируется на уровне высокой книжной культуры, а также в сфере конфессиональных отношений. В политическом же лексиконе для обозначения восточных территорий Речи Посполитой постепенно расширяется область употребления понятия «Украина». Соответственно, и населяющий эти земли народ в сфере «практической» политики и канцелярских практик все чаще обозначается как «люд украйный», «украинны обыватели», «украинци».
78
Плохій С. Наливайкова віра: Козацтво та релігія в ранньомодерній Україні. К.: Критика, 2005. — С. 195.