— Мне с вами и без танцев весело…
Видеть их вместе было особенно отрадно Иванову, — своя-то жизнь как раз в это время вовсе обеднела и померкла.
В последний день масленицы отправился на Васильевский. Раз завтра начинается великий пост, зашел на Андреевский рынок, купил здоровенного мороженого судака, полтинника не пожалел. Но дверь оказалась заперта, окошки задернуты коленкоровыми занавесками. Снова на его стук вышла соседка, как прошлый раз вытирая жирные губы рукой. За ее спиной слышались громкие голоса.
— Опять у сродственников на Выборгской, на блинах ноне, — сказала она, осклабясь. — Не ждали тебя, видно, женишок.
— Какой я жених? Солдатова жена — вдвое бедна, — отшутился Иванов.
— Все от того, кака тебе девка попадет. От другой и сам богат станешь, — подмигнула ведьма. — Идем ко мне, кавалер, блины есть, там такие крали — что репки сахарные. А то рыбину принес, а их никого… А мои-то девки, право, земляничины. — И, увидев, что поворачивает назад, воскликнула: — Неужто судака в полк понесешь?
— А ты думаешь, солдаты жирно едят? — огрызнулся Иванов.
Шел и думал, как бы рыба под рукой не оттаяла, шинель не замарала. В мелочной купил на грош бумаги, завернул честь честью. Ничего, завтра славно похлебают ухи с Жученковым…
Но что старая ведьма удумала? Женишок! А ежели и Яков с теткой Пашей так же думают? Только нет, кому охота за служивого дочку отдать, хоть и за унтера. Хорошо, барон Пилар немец справедливый, а сменит его другой, то и разжалуют запросто на прежние семь рублей в треть. На неделе приказ по корпусу перед строем читали: «Кто из нижних чинов или унтер-офицеров будет встречен не в полной форме, того прогнать сквозь строй и выписать из гвардии…» А захвораешь, то мигом уморят в гошпитале, раз от того им доход… Вспомнилась недвижная женщина, что сидела у некрашеного гроба в часовне, когда ходили проститься с Алевчуком… Скольких он таких скорбных женок видывал!.. На Смоленском поле и пехоте для учения места хватает, и могил солдатских копают в год не одну сотню… А дети солдатские?.. Как, кажись, тот же Алевчук говорил: мальчишки — в кантонисты, та же вытяжка и позитура с двенадцати лет, а из девок редкая по честной дороге идет… Вот что ведьма выдумала!.. Ладно! Она-то ведьма, но и ты сам разве про то не стал раскидывать?.. Разве прошлый раз без Анюты не пусто тебе показалось?.. Знать, Дашу забывать стал… Так мудрено ли, пятнадцать лет в солдатах промыкавшись?.. Господи боже, каб узнал в Лебедяни, что жива, за добрым человеком замужем, то, кажись, вовсе не мучился бы, а как увидел Степку жирного, с подлой его ухмылкой да как узнал, что заколотил беззащитную, вот тут и загорелась душа. Кабы сейчас его встретил, и через пять, через десять лет, все равно убил бы, рука не дрогнула… Но нет же, ничьим ему женихом не бывать, раз задумал важное, на что рубль к рублю копит. «Баста!»— как на манеже коню командуют. Беги в прежнюю сторону… Значит, и ходить туда вовсе не след?.. Аль только пореже? И объяснить есть чем — дела стало больше со своим отделением… Ах, и скучно будет, добрых людей не повидавши… А не одну ль Анюту тебе видеть надобно?..
Такие рассуждения только мелькали на улице, где солдату надо смотреть в оба. По-настоящему пришли уже в полку, когда, разоблачившись, вошел в каморку Жученкова, раскрыл рабочий ящик, взял в руки колодки и волос. Первый раз не захотелось делать привычное… Уставился в тусклое окошко и затосковал…
Сколько же раз еще повторял, долбил себе Иванов эти доводы в апреле и мае, заходя теперь всегда ненадолго на 7-ю линию. Но перед самым выступлением в Стрельну он почти нос к носу столкнулся с Яковом Васильевичем, видно поджидавшим его у лестницы, ведшей в их эскадрон. Поздоровались, сказали по два слова про погоду, про уход «на траву». Потом игрушечник посмотрел в глаза Иванову своими ясными, совсем Анютиными глазами и спросил:
— Чего реже к нам заходить стали и все торопитесь? Есть на то причина, Александр Иваныч? Мы не купцы и не баре, нам увиливать от правды негоже. Или, может, нам с Полей почудилось?..
— Не почудилось вам, Яков Васильевич, — отвечал унтер. И пересказал, что думал в последние месяцы, как натолкнула его на такие мысли соседка, назвавши женихом.
— Ах, карга пьяная! — в сердцах тряхнул головой отставной почтальон. Но, помолчав, добавил: — А может, рассуждение ваше все же таки верное. Вам сколько лет еще служить?..