— Зато я в хорошем обществе танцую» и ужинаю, — смеялся князь.
— Еще доказать надобно, чем оно хорошо, твое общество, — ответил Грибоедов. — А что мое умней и честней, то уж несомненно.
Оба рассмеялись, повернулись к роялю, помолчали с минуту и заиграли.
Частым гостем на Торговой улице был профессор музыки Миллер, которого оба друга слушали очень внимательно и слова его записывали в тетрадки. А еще чаще приходил штатский барин, звавшийся Андреем Андреевичем. С ним Грибоедов ездил в театр и, по словам Сашки, вместе сочиняли какие-то представления.
Этот Андрей Андреевич, тощий, лысоватый франт, хлопотун и весельчак, занимал видное место в какой-то комиссии, да не для чинов только, как многие баре, а поверял расход казенных денег, был законником, грозой казнокрадов.
— Вот поди ж ты! — разводил руками Никита. — Службу важную правят, чин на них не малый, а с Александром Сергеевичем потешное пишут. И когда только поспевают?..
Этой осенью Иванову совсем не хотелось браться за щетки. После покражи всего скопленного руки будто ослабели и в голове постоянно вертелось: «Станешь опять спину гнуть, по купцам таскаться, копейки считать, калача не съешь, сбитня не выпьешь, а вор подглядит, куда прячешь, и все рано или поздно возьмет».
Воскресенье унтер проводил на Торговой. Переодевшись в старый кафтан кучера, чистил и подметал стойла, задавал корму коням, смазывал сбрую и седла, а то натирал паркеты, выколачивал ковры или ходил в город с поручениями князя и Грибоедова. Носил от них записки знакомым и какие-то тетрадки Андрею Андреевичу, жившему в казенной квартире у Фонарного моста. А вечерами слушал Сашкины россказни про кровожадных азиатов, около которых без пистолета не ходи, и как он все-таки подбирался к ихним бабам. Или, пообедав, залезал на печку и отсыпался под старой Никитиной бараньей шубой. Разве в эскадроне так когда выспишься?..
Но, верно, кто не один год занят какой-то мыслью и трудом, тому не просто от них отвыкнуть. Передохнуть иногда можно, а отстать вовсе… В октябре Иванова так потянуло к щеточному занятию, что два воскресенья подряд работал не разгибаясь в вахмистерской каморке, благо Жученков загуливал где-то. Хоть не говорил, а, похоже, помирился-таки с кумой. И добро! Раз обкраденного принимает, значит, баба верная.
Унтер работал, а сам думал, куда же станет прятать деньги, когда наработает побольше. Так ведь и неизвестно, кто взломал Жученкову укладку. Может, и сейчас тут за тобой приглядывает…
Субботним вечером возвращался из Апраксина двора в казармы. В кармане звенели полученные от купца три рубля. Чтоб встречать поменьше офицеров, которым делай да делай фрунт, с Гороховой свернул в Казанскую, потом в Фонарный. Только вышел на Мойку, его окликнули:
— Эй, кавалер!
В окне второго этажа, около открытой форточки, стоял с чубуком барин Андрей Андреевич. Иванов снял фуражку:
— Что прикажете, ваше высокоблагородие?
— Первое прикажу — накрыться, а второе — отвечать: отчего на Торговой давно не бывал? Вчера я слыхал, как Никита с Курицыным про тебя тревожились.
— Так им бы у князя своего спросить, — ответил унтер, — раз я их сиятельство, почитай, каждый день в полку видаю и докладывал, что ремеслом своим опять занялся.
— А какое твое ремесло?
— Щетки делаю платяные, головные, конские, сапожные.
— Вот что! Ну, так зайди, я тебе заказ дам.
В передней, дальше которой не хаживал, когда приносил записки от Грибоедова, на ларе сладко похрапывал знакомый старый лакей. Встретив Иванова, Андрей Андреевич сказал шепотом:
— Эк засвистывает после обеда! — и провел унтера в гостиную с обитой шелком мебелью, у окна которой давеча курил. — Можешь ли сделать такую, да пожестче? — спросил он, подавая сильно затертую головную щетку. — Не смотри, что я лысоват, а люблю, знаешь, твердым голову чесать. Оттого волос, может, скорее вылезает, да зато мысли лучше идут.
— Сделаем, ваше высокоблагородие, будете довольны.
— Как конскую делай, самую жесткую.
— А литеры ваши набить на крышке? Многие господа одобряют.
— Делай так, чтоб и я одобрил. Литеры тебе написать? А то и вся моя фамилия коротка.
— Сделайте милость.
Выйдя на Мойку, Иванов впервой заметил вывеску на доме: «Военно-счетная экспедиция». Видно, та и есть, где проверяют подрядчиков да поставщиков, чтоб казну не так надували. Дело нужное, ежели не одна видимость…
В следующую субботу Иванов принес очень жесткую головную щетку с надписью: «Жандръ». Андрей Андреевич остался доволен, дал шесть гривен и заказал пару платяных с буквами «В. С. М.».