- Домой, скорее домой, пока Птаха и Филофей не всполошились, - билась в голове внука, наконец-то, здравая мысль, когда он возвратился ко второй стоянке.
На горизонте клубились тучи, надвигалась гроза, потому и духота стояла неимоверная. Зачерпнув ладонями воду, счастливо избегший смерти и раскаявшийся золотоискатель напился всласть, ополоснул горящее от укусов лицо и смочил голову. Приглаживая волосы, он услышал характерный лязг затвора.
- Медленно повернись и протяни руки. А теперь шагай, босс заждался...
Мамонт отбросил в сторону рюкзак Лёхи, простреленный и залитый кровью тужуренка-конвоира, констатировал:
- Не, я чё-то не втыкаю, другой карты нет? А жаль. Проще бы и без боли решили. Корефан, ты так и не въехал, на чём прокололся? Я ль тебе не говорил - кто в Чистой Гриве умный, тот в Новопинске еле-еле дурак, типа? Без тебя я это место не сразу нашел бы, спасибо. Ах, ты же не знал, что кроме покойного Сёмы, в штабе и прапоры водятся... За хорошие бабки отследить, какие карты кто копирует, это делать нечего, - бывший тренер добродушно укорил Леху. - Обидел ты меня, брателло, к Тужуру сунулся. Типа, в падлу с Мамонтом дела проворачивать, так? Кинуть друга хотел, скрысятничать, типа того... И обломился. Как мы вас тут встретили, а?
Леха не спешил радовать подонка признанием: - "Да, я заслуженный дурак России и сам навел тебя, ненавистная гнида, на клад!" Горькое раскаяние терзало душу, но поздно. Сомнений, что тут, на чистеньком островке, мамонтята его и зароют, не оставалось.
- Сейчас потешится гад, покуражится и пристрелит, - так думалось дважды арестанту, а вслух получилось нечто иное:
- Чтоб ты подавился этим золотом! Нашел и радуйся, а мне хорош уши шоркать. Или отпусти или убей. Достал...
- Отпусти? Ты мне его сперва отдай, сука, - сразу утратив благодушие, прошипел Мамонт. - Я тебе член на пятачки порежу, если не покажешь, куда перепрятал. Понял? И в непонятки не играй! Больно будет. Вы вдвоем далеко не могли упереть, здесь оно, рядом... Не молчи, падла, не молчи! Ты же в нём носил, помаленьку, да?
Он схватил выпотрошенный рюкзак, хлестанул им по лёхиному лицу - пряжка расцарапала щёку. Прихвостни ухватили арестанта под скованные руки и потащили к щели на склоне. Вблизи та оказалась просторной пещерой, кем-то давно освоенной. В трещине под сводом - обломок ржавого клинка. На нем череп коричневого цвета, с дырявым виском. В разных местах нарыты ямы. Несколько полусгнивших деревянных досок валяются на дне самой глубокой.
- Ну? Где оно? Где золото? - Мамонт рюкзаком отхлестал Лёху по лицу, потом рассвирепел, сбил на землю. - Где? Где? Где?
Вопросы сопровождались пинками. Не добившись ответа, бандит велел снять с арестованного одежду. Когда наручники расстегнули, Лёха подсек ближайшего, рубанул по кадыку второго, сломал локтем нос третьему... Очнулся с дикой болью в теле, полностью раздетый и разутый. Его выволокли из пещеры, защелкнули руки вокруг ближайшего деревца:
- Покорми комаров, а не надумаешь сознаться - сдохнешь у этой березы.
И братва отправилась на островок, где стояли палатки, горел костерок и готовилась пища. Гроза громыхала неподалёку. Духота нарастала. Даже ничтожный ветерок не спешил обдуть нагое тело. Лёха приплясывал, отбиваясь от укусов гнуса, в котором сначала преобладали комары. Затем мелкая мошка поспела на беззащитное угощение. Братва сперва любовалась пыткой, но потом увлеклась спиртными напитками, да и темно стало. Арестант старался хоть один глаз укрыть от гнуса, сохранить незатекшим - прижимался им к руке. Он надеялся, что не потеряет сознание раньше, чем придет время использовать последний шанс на спасение.
-Ну, не надумал признаться? Нет? Тогда спокойной ночи!
Мамонт пнул голого парня, стоящего на коленях у березы. Тот даже не дернулся, настолько боль стала привычной. Шаги проскрипели по гравию. Стихли. Встав, Лёха присмотрелся к бандитскому лагерю, отыскивая дежурного. Безлюдно. Нет его! Пора. В голове мутилось, половина лица и руки распухли, как подушки, но сила ещё сохранялась. Он поднял руки, как можно выше, зацепился, подтянулся, подстраховал себя ногами и снова подтянулся. Начались толстые ветки, ширины рук, скованных наручниками, не хватало. Лёха пригибал ветви на себя, к стволу, уминал, протаскивая руки все выше. Сучки драли тело; наверное, кровь текла из царапин, но нагой человек обнимал крону и лез по ней всё выше. Тонкая береза понемногу клонилась. Вот он уже почти горизонтально... Вот веточки стали утончаться... Ещё немного... Ствол перегнулся, сронил человека на землю и облегченно выпрямился.