Работа и появление «механики»
С началом XVI века очень медленно появляется заинтересованность в «механике» и возникают вопросы «теоретического» плана, до сих пор остававшиеся без внимания. Здесь не обходится без воображения, что заметно по трудам Сципиона Дюпле: в 1623 году он сравнивал ходьбу и бег и усталость, вызванную бегом, приписывал тому лишь факту, что, в противоположность ходьбе, «тело при этом почти все время находится в воздухе, не имея возможности расслабиться и на что-то опереться»399. Эта мысль в меньшей степени опирается на физику, чем на интуицию и расчеты, и, вследствие пренебрежения сокращением мускулов и отталкиванием, не отражает реального положения дел.
Как бы там ни было, постоянно нарастает стремление к объективности. Джероламо Кардано в 1550 году одним из первых попытался рассчитать разницу между усталостью от перемещения по равнине и усталостью от перемещения по горным дорогам: «При подъеме в гору на пятьсот шагов человек затрачивает больше усилий, чем на четыре тысячи шагов, идя по ровной дороге»400. Расчет как будто бы точный, хотя пока не разъясненный, но Кардано принимает во внимание тот факт, что «тело никоим образом не поднимается», тогда как на подъеме «его приходится поднимать на высоту ступеней»401. Отсюда – небывалое внимание к частям тела, к грузу, который приходится переносить, к шагам. Художники вслед за Леонардо да Винчи задаются вопросом о различных ситуациях, когда совершаются усилия, их последствиях, о телесных линиях, об изгибах, о средствах воздействия на предметы402. Андре Фелибьен, давая советы в XVII веке, сделал важнейшее замечание: «Чем дальше от центра равновесия находится часть тела, прилагающая то или иное усилие, тем более значительным это усилие кажется, и именно так его надо изображать»403.
В XVII веке механика становится «наукой о машинах», исследует силы, рычаги, оси или плоскости. Старый мир, где все было «приблизительно», переходит к большей фиксированности404. Бурный, по сравнению с небесами, земной мир тоже может быть упорядочен, подсчитан. Планеты перестают быть единственным примером точности. Ежедневные векторы поверяются геометрией. Физическое благополучие дифференцируется в зависимости от выбранной системы координат. Законы могут унифицировать места и предметы. Галилей подчеркивал «усталость», вызываемую спуском по лестнице (а не только подъемом), связанную с работой мускулов, переносящих вес скелета405. Несколькими десятилетиями позже Альфонсо Борелли, давая определение «центру тяжести» тела, обращает внимание на то, что груз, переносимый вертикально по отношению к этому центру, менее тяжел, нежели груз, переносимый вне его, и приводит при этом расчеты406. Даниель Товри в 1680 году, говоря о рычагах, упоминает, что держать предмет в вытянутой руке тяжелее, чем в согнутой407. Наконец, Филипп де Ла Гир, член Королевской академии наук, оценивая эффективность рычагов и лебедок, рассчитал их окружность и длину и продемонстрировал, что, зная эти цифры, можно уменьшить затрачиваемые телесные усилия. В центре размышлений – экономия расходуемых мускульных усилий. Огромные машины дают возможность людям сохранять силы, одной лишь массой тела заставляя двигаться зубчатые колеса, приводящие в действие блоки (подъемные механизмы). Большие рычаги наводят на мысли о мужчинах, которые стоя толкают их, тем самым повышая эффективность этих рычагов. Шестеренки разного диаметра, оси разной толщины дают выигрыш в требуемой физической мощности: «Чем толще канат и чем меньше колесо, тем большее усилие потребуется, чтобы сдвинуть или держать в подвешенном состоянии груз»408. Так на вопрос о толщине и тонкости ответил Филипп де Ла Гир в беседе с королем Англии Яковом II, когда тот в 1690 году посещал Парижскую обсерваторию и поинтересовался, как «лучше всего использовать силу» лебедки409. Это был знаменательный ответ, достаточно аргументированный для того, чтобы Элен Даффо-Диого усмотрела в нем зачатки эргономики410. Таким образом, с наступлением Нового времени тело механизируется, начинают учитываться углы и векторы, рождаются теории, усилия иерархизируются, перенос и размещение грузов на земле дифференцируются. Вместе с тем трудно оценить влияние этого процесса на мир труда, даже несмотря на распространение подъемных кранов, лебедок, «механических» перемещений грузов. На многочисленных тонко проработанных гравюрах мы видим в большей мере почти абстрактную геометрию, а не геометрию мастерских. Изображения людей и частей их тела были нечеткими. Большее внимание уделялось осям и моторам, передвигавшим предметы, а не задействованным при этом мускулам. «Человек-мотор» упоминался или изображался редко; в основном на гравюрах присутствуют машины. И тем не менее мы видим рождение культуры, более физической, более просчитываемой, скорее устремленной в будущее, чем применяемой здесь и сейчас, эффект от этой культуры вскоре приведет к значительной переоценке ценностей.