Меня просто выписали, и я вернулся домой.
Порой шея начинает ныть, и кажется, что невидимая рука меня душит. Она сдавливает горло. Как бы я ни старался, не могу набрать воздуха в легкие. Голова кружится, подступает паника, пропадает голос. И в то же время, единственное, что связывает меня с этим миром, – та самая ледяная рука. Я понимаю, что если ощущаю её, значит ещё здесь, ещё живой.
Дело с убийством осталось висеть мертвым грузом и попало в ранг «нераскрытые». Однако от меня Иван Васильевич отстать не мог. Его совершенно не огорчал мой шрам на шее – отпечаток качественного шарфа. Он ухмылялся все с той же уверенностью, что рано или поздно поймает меня.
Однажды я шёл из художественной школы. День выдался замечательный, и я закончил очередной портрет своего спасителя. Обычно в такие моменты да с прекрасным настроем я приставал к прохожим. Протягивал им свой труд и интересовался, не видели ли они этого человека. Кто-то внимательно смотрел на портрет, потом на меня, потом снова на рисунок, а затем пожимал плечами или мотал головой. Кто-то бежал от меня словно от огня. Кто-то ругался и выплевывал обидные ругательства. И вот сейчас я готовился к новым опросам. Хорошее настроение вырвало из меня улыбку. Правда, ненадолго. Стоило подумать, что всё удачно складывается, как я снова оказался в кабинете Ивана Васильевича.
– Ты особо не радуйся, – с тоской предупредил он. – Я уезжаю, но… – тут же подавил он все возможные восторги с моей стороны, – но я попросил своих ребят присмотреть за тобой! Рано или поздно наручники защелкнуться на твоих руках.
Распространялись слухи, что следователь собирался за границу, но я пытался не верить такому счастью. И вот она удача! Что странно, на днях в городе была разоблачена опасная группировка. Неожиданно Иван Васильевич срывается с места и на всех парах несется в другую страну. Я попытался не думать об этом, а просто радоваться чудесному избавлению. Его друзьям наплевать на меня, так что в скором времени я вздохну с облегчением.
– Что там у тебя? – кивнул Иван Васильевич на рисунок. – План по ограблению банка? Покажи!
В его голосе не звучало ни угрозы, ни злости, ни принуждения. Я больше по привычке, чем по желанию, положил портрет на стол. Он с усмешкой взглянул на меня и забрал "улику". С минуту он внимательно изучал его, а затем насупился и сурово сдвинул брови.
– Вы его знаете?
Он откинул листок с такой силой, что тот пролетел мимо стола, и мне пришлось поднимать его с грязного пола.
– Какое тебе дело, щенок! – процедил сквозь зубы Иван Васильевич.
Сердце забилось с бешенной силой. Неужели знает? Пожалуйста, скажи! Я смотрел на него во все глаза. Заметив неподдельный и навязчивый интерес, Иван Васильевич побагровел от злости.
– Пошёл вон! Издеваться надо мной вздумал!
Он вскочил из-за стола и самолично вытолкнул меня за двери кабинета. Я и слова не успел выдавить, как очутилсяся в коридоре участка. Не помня себя от растерянности, постучал в закрытую дверь. Никто не ответил. Снова постучал и проделывал это до тех пор, пока меня не вывели на улицу.
Мистика да и только. Что за проклятье неизвестного спасителя? Я попытался вернуться в кабинет, который ненавидел больше всего на свете – только и думал, как бы держаться от него подальше, – но меня не пустили.
Я пробрел за огромные серые стены каменного забора и напоследок оглянулся. Может, подождать его? Подкараулю у машины или у входа. Вдруг Иван Васильевич успокоится и расскажет, что ему известно.
Так увлекся размышлениями, что не сразу услышал всхлипы.
Неподалеку стояла девочка лет пяти-шести. Дорогу ей преграждала огромная бездомная собака. Её шерсть свисала огромными комками. Одну лапу она держала на весу. Ухо разодрано, а глаз расцарапан. Животина не скалилась и не рычала, но настороженно обнюхивала ребенка. Девочка же рыдала от страха. Стоило ей повысить голос и махнуть руками, собака напрягалась всем телом, будто готовилась к нападению.
– Эй! – прикрикнул я.
Заслышав недовольный человеческий голос, собака прижала хвост и обернулась. Я порылся в карманах и нашел кусочек печенья. Псина несказанно обрадовалась и прикончила его махом. Теперь все её внимание заострилось на мне. Она следила за руками, облизываясь и виляя хвостом. Несколько раз показал ей пустые ладони, и собака отступила.