– А вы…
Жена? Подруга? Сестра? Имел ли я право спрашивать? Черты её лица показались мне знакомыми. Не сразу я узнал в ней ту, что ухаживала за Кэрри в последние её дни. Однако не стал говорить. Не все ли равно?
Она взглянула на подарок, затем на меня.
– Вы его родственник?
Я кивнул и уставился на памятник.
– Судя по вашему лицу, вы недавно узнали, да?
А она любительница поболтать. Вероника Несторовна, так она представилась. На одном дыхании она выложила, что начинала работать медсестрой в те дни, когда он лежал в больнице. «Страшная болезнь». Она так и сказала. Страшная болезнь. Тяжело наблюдать, как люди угасают, порой всего за несколько недель. Он был улыбчивым и часто смешил. Вот только странное дело, никто его не навещал. За все то время пока он лежал в палате, мало кто к нему приходил. По крайней мере, в её смену.
Веронике Несторовне запомнился всего один человек, как она призналась. Она не посмела им тогда мешать и решила для себя, что видела его брата. Молодой человек расположился на старом стульчике подле кровати больного. Сперва он яростно что-то говорил, не умолкая ни на секунду. Когда же речь его подошла к концу, мой спаситель лишь улыбнулся и сказал одну фразу. Медсестра не слышала какую, только заметила, что лицо посетителя изменилось. С минуту он сидел словно статуя, затем вцепился в плечи больного. Через секунду он обнимал его и из глаз его текли слезы.
Женщине было стыдно, но она испытала счастье, что по нему кто-то проливает слезы.
– Я так мечтала увидеть хоть кого-то рядом с ним. Кого-то, кто поддерживает его. Он был так одинок.
Вероника Несторовна расчищала могилу от сугробов. Жесткая корка ледяной воды сопротивлялась, но вскоре ей пришлось сдаться. Памятник стал приобретать очертания надгробия, о котором заботятся.
Она видела его последние дни. Дни, когда он нуждался в чьих-то бережных руках, чьем-то понимающем молчании, чьей-то любви. Но никто не пришёл даже тогда. У него была кукла. «Замечательная история», – сказала женщина. Он нашел игрушку совершенно случайно. На улице. Её подвесили на дереве. Шутник так и остался неизвестен, но не о нем и речь. Спаситель снял куклу и взял себе. Она была старая и некрасивая. Может, именно эта несуразность очаровала его. «Всё создано для того, чтобы быть нужным». Такими были его слова. Он назвал её МирА. Почему так, он никогда не объяснял, просто МирА. В больнице он часто обращался к ней, когда хотел поговорить. С соседями по палате он общался мало. Вероника Несторовна спросила как-то, почему. Он ответил, что нет смысла заводить друзей, когда собираешься умирать. В его случае, упущенного не наверстать.
И вот настал день его смерти. В общем-то такой же как и все дни, обычный для остальных людей. Ещё один день, в который кто-то умер. И на этот раз никто не пришёл. Медсестра взяла заботу о погребении на себя. «Не знаю, – сказала она. – Не знаю почему! Он был странным. Было в нем нечто другое. Я не могла оставить его, когда он жил, и не смогла бросить, когда умер». На его вещи никто не претендовал. Тогда она взяла ту маленькую коробочку, в которую их свалил кто-то из персонала, и забрала себе.
Шли годы. Она вышла замуж, родила детей, а эта коробка до сих пор пылилась на балконе.
– Когда грустно, – она застыла и улыбнулась. – Ты молодой и пока не понимаешь настоящей грусти. Но когда грустно, я смотрю на эту коробку и вспоминаю, как он улыбается. Добрые глаза блестят. Душа из них так и рвется тебя обнять, стоит только сказать что-нибудь. Больше нигде, ни у кого я не видела такой улыбки!
Был у него и дневник. Обычный такой. Доктор просил записывать свои мысли, боялся, что одиночество заставит наложить на себя руки. Больные, у которых были родные, и то глотали горстями таблетки и резали себя, что уж говорить о пациенте без семьи.
В дневнике были записи, не так много, но медсестра, так и не решилась их прочитать. Слова человека, который знает когда и как умрет. «Страшное дело». Она так и сказала. Страшное дело.
Я спросил, не даст ли она мне коробку с его вещами на время. Вероника Несторовна ответила согласием. Дети давно просили выкинуть её, но женщина не могла. Так что теперь она просто отдаст мне эту память насовсем. Тем более, такие вещи должны храниться у родственников. Стало стыдно, но сознаваться я не собирался.