Давно стоило съехать. Мешало лишь одно «но». Думаю, через пару дней после моего съезда маму найдут мертвой (упившейся или забитой до смерти одним из своих ухажеров, которых она бездумно водит домой). Сама она лечиться не собиралась, кто бы и какими способами её не уговаривал. Я просто оставался при ней, чтобы не произошло что-нибудь дурное. Дурнее, чем происходило сейчас.
Я не мог её бросить, потому что она не бросила меня, хотя ей – видит бог! – очень хотелось. Она не раз говорила, что наблюдала, как на меня неслась та машина. Даже если бы водитель и нажал на тормоза, он всё равно не успел бы вовремя остановиться. Как же она жалела временами, что меня спасли!
– Он ко мне пришёл! – кричала мама, размахивая кулаками и обрушивая их мне на спину, пока я закрывался на все замки. – Он ко мне пришёл! Как ты смеешь?!
Я проскользнул на кухню и сел на место собутыльника. Она приземлилась на табуретку. Рюмка неизвестного была ещё полной, и я, недолго думая, залпом выпил её. Какой отвратительный вкус! Действительно, дешевая. Откуда у неё деньги даже на такую?
Я огляделся, но единственное, что заметил – бардак. Самый настоящий свинарник! Завтра выходной, и теперь придется посвятить его уборке. Хотя нет. Я вспомнил про конверт. Сперва нужно кое-что сделать. Рука сама потянулась к карману. На месте ли оно? На месте.
– Вот ведь выродок! – не могла угомониться мама. – Мало мне жизнь попортил, так ещё словно в тюрьме держит! Что? Испугался, что квартиру не получишь?!
Снова разлил по стопкам. Она выпила и вместо ругани разрыдалась. Хоть эта водка пошла плохо, я опустошил свою рюмку и поднялся из-за стола.
– За что мне это?! – не прекращала мама. – За что мне такой сын? Неужели я совершила что-то плохое в прошлой жизни? Расплата за мои ошибки? Ох, бедное мое сердце! Сейчас разорвется! – она принялась стучать себя по груди. Слезы глушили пьяный голос и ручьями катились по щекам. – Что молчишь? Жестокий ты.
Её взгляд нацелился на меня, но был таким расплывчатым, что от него не исходило угрозы. Она отвернулась, утопившись в своих мыслях, и стала вертеть стопку. В её голове наверняка бушевал настоящий шторм из негодования, злости и жалости к себе.
Я закрылся в своей комнате. На стенах рядом с весьма профессиональными рисунками всё ещё висели детские каракули. Ходил на курсы специально ради этих портретов. Пары глаз, разные по своей технике, но одинаковые по глубине, смотрели на меня со всех сторон.
Конверт в кармане жег. Стоит ли открывать его в такой момент? Подождать более радостного настроя? С одной стороны портить всё из-за неудавшегося вечера не хотелось. С другой – у меня уже есть подарок, завтра 31ое. Сегодня поздно, но чтобы вручить его, нужно узнать о том, где его получатель, продумать маршрут и встречу. Я даже не был уверен, в городе ли он.
Я швырнул пальто на кровать, сел рядом на пол, посомневался ещё немного и достал письмо. Тонкое, легкое. Хранящее в себе тайну всей моей недолгой жизни. Я аккуратно надорвал уголок, и душа ушла в пятки. Сердце забилось сильнее. Ещё чуть-чуть. И ещё. Вот и всё – письмо открыто. Руки дрожали, но я осторожно достал листок.
Кукла на сдачу
Когда я был маленьким и ещё не знал, что где-то по земле ходит тот, кому суждено спасти мне жизнь, мой характер оставлял желать лучшего. Хулиган да и только. Ничего не понимал: ни слов, ни увещаний, ни наказаний. Сам могу только догадываться почему. Возможно, так остро ощущал свою ненужность, того не подозревая, что пытался откупиться. Больше местью, чем добродетелью. Первая – закаляет, вторая – просит подставить не только оставшуюся без удара щеку, но и тело целиком.
За мной никто не следил, хотя мама тогда не пила. Зависимость у неё появилась позднее. Я никак не мог разгадать, почему она началась. Кажется, маме не нравилось, как она жила. Сейчас лучше?
Случай этот произошел в садике. Все дети меня боялись и держались подальше. Если я с кем-то заговаривал, они всей кучкой вздрагивали, словно их выставили на расстрел, и опускали головы и взгляды.
Давать отпор хватало смелости только у одной девочки. Её имени я не припомню, поскольку после детского сада мы с ней больше не встречались. Буду звать её Машей. Мы с ней даже подрались. Я вышиб ей зуб, но это её не остановило.
Маша была из довольно бедной семьи, беднее, чем моя. Постоянно ходила в старой, поношенной одежонке, порой с заплатами, но с таким гордым видом, словно королева переоделась в нищенку, чтобы посмотреть, как там поживает её народ.