Вдруг один из стариков с быстрыми живыми глазами вытянув сухую морщинистую шею с далеко выпиравшим кадыком, возбужденно закричал, точнее почти заверещал:
-Есейка! Есейка! Все смотрите! Мой зять Есейка пришел!
Он суетливо подбежал к Корнею и, не доставая до плеч, обнял за пояс дорогого гостя. Корней, догадавшись, что перед ним его дед, оторвал того от земли и закружил, как пушинку.
-О, какой сильный Есейка! Настоящий медведь! Как живешь? Как моя дочь? Почто с собой не взял? Скучаю ведь. Страшное дело!
-Деда, я ведь не зять твой, а внук. Корнеем меня кличут.
-И то гляжу, молодой больно. Я старел, а зять не старел. Вот дурень , совсем ум потерял. Хороший внук, хороший, большой! Корней! Корни значит крепкие- это хорошо! Пойдем, мы оленя варили. Духи правильно сказали, что оленя надо варить. Гулять будем, страшное дело!
Окружавшие их эвенки радостно похлопывали то гостя, то старика, возбужденно лопотали на непонятном языке.
Согнувшись по очереди вошли в чум. Крепко пахло шкурами, мехами, потом, дымом и ароматным мясом. Посреди дымящий очаг, над ним большой котел. В красных бликах пламени угольками любопытства блестят глаза женщин.
-Тут моя старуха, сын и невестка с детьми живет.
Корнея усадили у низкого столика со светильником - каменной чашей с жиром посреди которого пылал фитиль из скрученного мха.
Женщины подали большое блюдо с грудой благоухающего светящегося янтарным жиром мяса. Во время еды никто не проронил ни слова. Мерно работали челюсти, мелькали длинные ножи. Довольно урчали желудки: праздник еды царил в чуме. Масленные от сытости глаза эвенков сладко щурились и превращались в узкие щелочки. Корней, заразившись поэзией первобытного довольства подчинился всеобщему священодействию над едой.
Женщины несколько раз заполняли блюдо вареной олениной доверху, но старик все еще был не доволен. Наконец все наелись и вместо блюда с обглоданными костями тонко сипел большущий закоптелый чайник.
Корней с маху опорожнил несколько чашек ароматного напитка. Такой чай он пил впервые. Ароматный вкус чая ему очень понравился.
Только после окончания чаепития Митчена, подправив камни открытого очага произнес первые слова:
-Давай внук, говори теперь, как живете. Все Говори. Страшное дело много говори.
Гость с начала раздал всем подарки и подробно поведал про житье бытье в скиту, про мать, отца, своих друзей зверей.
-Почему долго не ходили. Старика забыли.
-Нам никак нельзя за хребет ходить. Господь прогневается и опять мор нашлет. Мне дед помог уговорить скитского главу отпустить к вам ибо грех забывать своих предков.
Отец сказывал, что в 100 верстах от вас христопродавцы в отроге живут, вот их мне велено за версту обходить.
-Острог нету. Острог далеко стал. Одни тут теперь кочуем. Дальше тоже эвенки кочуют. Русских близко совсем нет. Худо теперь эвенку. За чаем далеко ходить. Язык забывать стали - говорить не с кем. Страшное дело.
-Дедушка, а сами-то почему к нам за хребет не ходите? Там ведь тоже богатых ягельных пастбищ много.
-Тихо, тихо! Что ты говоришь! Туда нам ходить никак нельзя. Там Главный Дух живет. Пойдешь туда- темно становится. Дух сердится. Холодный ветер, дождь гонит. Страшное дело. В тех горах яма есть глубокая. Со дна звезды днем видно. Кто пойдет в горы, того Дух в ту яму посадит. Страшное дело... Хватит об этом. Пойдем. стадо покажу.
Уже было далеко за полдень. Олени наелись любимого ягеля и волнистым, серо-белым потоком ломились сквозь лес к речке. Хорошо слышно шумное дыхание, шлепание широких копыт, густое похрапывание важенок. В такт шагам шерстистые рога вскидывались и опускались напоминая раскачиваемые ветром оголенные ветки.
При виде этой несметной рати серых тел и густого леса рогов Корнея охватила гордость за деда, который управляется с таким большим стадом. Митчена же, довольный произведенным эффектом, сказал:
-Своим скажи- хорошо живем. Олешков много у Митчены.
Напившиеся олени, спасаясь от гнуса и оводов, заходили по самые уши в воду и стояли, наслаждаясь обволакивающей их тела струистой прохладой.
Поскольку ягельные поля вокруг стойбища уже истощились оленеводы на следующий день свернули закоптелые меховые покрышки с чумов, связали жерди и аккуратно сложили на грузовые нарты и откочевали на десять верст ниже по реке.
На пути им попался медведь. Митчена, проезжая мимо него уважительно приветствовал его:
-Здравствуй брат Ниха! Как дела? У меня внук гостит. Дочь хорошо живет. В стаде олешки прибыли.
А Корнею пояснил:
-Медведь тоже люди. Только у него рубаха другая. Этот на моего умершего брата шибко похож.
-Простой народ эти эвенки, хотя и нехристи дикие,-подумал скитник.
Корней никогда не занимался оленеводством. Поэтому он старательно помогал деду Митчене и вникал во все тонкости кочевой жизни.
Осмотрев оленей он, первым делом, занялся лечением выявленных больных.Надо было избавить их от лишая,язв, заболеваний копыт, глаз. Эта работа требовала много времени и сил. Дед Никодим научил его готовить снадобья из трав, листьев,корневищ от самых разных болезней. Через полтора месяца настойчивых процедур больные олени преобразились.
Счастливый Митчена похлопывал себя по засаленным штанам и всем в кочевье гордо сообщал несколько раз на дню:
-Внук какой ученый! Страшное дело!
А Корней уже стал подумывать, что пора возвращаться. Но на небесах решили по иному. Случилось непредвиденное. Сын Митчены ночью стрелял по волкам из своей берданки и один патрон дал осечку. Утром, когда оленевод менял бракованный капсюль, неразряженный патрон выстрелил прямо в пах.
Рана была неглубокой, но очень болезненной и бедняга не мог передвигаться ни пешком, ни верхом на олене. В этой ситуации у Корнея язык не поворачивался заговорить об отъезде. Надо было выручать дядю.
За лето они еще шесть раз откочевывали на свежие пастбища. У подножья круто вздымающихся гор недалеко от берега посреди тайги стояла брошенная с покосившимися стенами крепость - казачий острог.
Народившиеся весной олешки заметно подросли. Среди взрослых оленей не пало ни одного, хотя и волки тоже сильно беспокоили, но собаки стадо в обиду не давали.