Будучи верхушкой племенной аристократии, логады были гуннами[82]. В кочевом обществе принадлежность к господствующему племени всегда играла огромную роль, и гунны не представляли исключения. Однако Аттила, стремясь утвердить свою абсолютную власть, использовал и других людей. Таким был король гепидов Ардарих, отличавшийся своей верностью Аттиле. О нем говорилось, что он был среди советников Аттилы. Означает ли это, что наряду с «коллегией» логадов Аттила создал свой совет? Думается, что такой вывод был бы преждевременным.
Но ясно, что, стремясь укрепить свою абсолютную власть, Аттила пытался выйти за рамки родоплеменных установлений и наряду со старой знатью привлекать к себе негуннов, руководствуясь только принципом личной преданности. Определенную роль в управлении державой играли секретари, занимавшиеся самыми разными делами, в том числе и дипломатией. Поскольку таковых в гуннской среде никогда не было, то ими были римляне, по тем или иным причинам оказавшиеся в распоряжении Аттилы. Нам известны четыре таких секретаря — Орест, два Констанция и Рустиций. Вполне возможно, что их было больше. Этот «секретарский корпус» можно, по-видимому, рассматривать как эмбрион складывающегося государственного аппарата, не совпадающего с родоплеменными институтами. Все же люди, не относившиеся к гуннской знати, занимали более низкое положение. Гунны уже из-за своей принадлежности к правящему народу стояли выше других людей, несмотря на всю роль последних[83]. Войти в гуннскую среду можно было только путем брака, что вообще было характерно для родового общества. Это относилось не только к знати, но и к рядовым гуннам.
Основную массу гуннов составлял, естественно, «простой народ». Описывая войско Ульдина, греческий автор называет «подчиненных». Это и были рядовые воины. Во времена Аттилы едва ли произошло в этом какие-либо существенные изменения. В битве на Каталаунских полях, о которой речь пойдет позже, центр армии Аттилы составляли «храбрейшие воины» во главе с самим королем. Это. несомненно, были гунны, к которым перед битвой обратился Аттила, напоминая, в частности, что этим воинам ничто не привычно, кроме войны[84]. Может быть, это — преувеличение, вполне оправданное важностью момента. В связи с этим возникает вопрос о жителях деревень, подчиненных Бериху или вдове Бледы[85]. Ответить определенно на этот вопрос трудно, но все же можно предположить, что этими сельчанами были не гунны, а оседлое население, подчиненное гуннам. Сами гунны, скорее всего, оставались кочевниками и скотоводами. Недаром они были прекрасными кавалеристами, в то время как пехота формировалась из воинов зависимых народов. Те рабы, которые упоминаются (хотя и редко), были пленниками. Можно, видимо, говорить, что при всем несомненном имущественном и социальном расслоении гуннского общества порабощение его низшего слоя отсутствовало. Основная масса гуннов по-прежнему оставалась свободными воинами и в мирное время пастухами.
82
В науке в настоящее время принято, что состав логадов был разноплеменным (интернациональным, как сейчас обычно говорят). Эта мысль основана на признании логадами гепида Ардариха и римлянина Ореста. Однако те, кого Приск называет логадами и кого он перечисляет по имени, все были гуннами. Ардарих являлся не логадом. а доверенным советником Аттилы, и это определялось личными отношениями между ними. Что касается Ореста, то он не мог даже сравниться с логадом Эдеконом именно потому, что нс был гунном.
83
Это наглядно объяснил переводчик Бигила римским послам, указав им на невозможность ставить на одну лоску Ореста и гунна Эдекона. Многие исследователи считают Эдекона тем же Эдиковом. который был отпом Одоакра и королем скиров. и на этом основании говорят о наличии среди логадов Аттилы не только гуннов, но. например, и скиров. Однако никаких оснований, кроме сходства имен, для отождествления Эдекона и Эдикона нет, и, скорее всего, это были разные люди.
84
Иордан, рассказывая об этом, говорит, что подчиненные короли и вожди и так выполняли малейшее повеление Аттилы, так что побуждать их к сражению не было никакой необходимости.
85
То. что речь идет именно о деревнях, а не о кочевых станах, показывает и словоупотребление Приска (κωμη, κωμαι), и его их описание.