В следующий миг ледяной, властный голос Нициферы разбил пространство на тысячи осколков:
- Октавия! Немедленно выпусти меня отсюда!
Ответа не последовало, но громоздкая цириловая дверь тотчас же отворилась, и Ницифера без оглядки переступила порог Запретного крыла.
* * *
Глава 13
Когда Ницифера вновь оказалась на площади перед храмом в Арсе, время в городе уже давно минуло за отметку полуночи. Всюду царила темнота, но, в отличие от мрака, в котором пребывал Цирилатар, она не была мертвой, не грозила одиночеством, а, напротив, действовала умиротворяюще. Желтый свет уличных фонарей излучал успокаивающее тепло, а громкий стрекот цикад прогонял к лесу пугающую тишину.
Мысленно все еще пребывая в розовом саду, Ницифера машинально ступала к широкому крыльцу храма. Она была глубоко увлечена осмыслением открывшихся истин, что не сразу заметила сидящего на ступенях человека. Ей не требовалось освещение, чтобы узнать Осмара Лейнгеля, - сердце подсказало Ницифере, затрепетав при одном лишь взгляде на мужественного генерала смертных.
Он сидел неподвижно, устремив невидящий взгляд к земле под ногами, а мыслями военачальник был далек отсюда. Но стоило только различить едва слышную поступь, тотчас все его внимание принадлежало ночной гостье.
Ницифера остановилась и тихо спросила:
- Иган и Дариана внутри? – Лейнгель утвердительно кивнул, вглядываясь в ее лицо. – А ты почему здесь?
- Ждал тебя, - уверенно, но в то же время мягко ответил тот.
Кера явно не ожидала подобного ответа, оттого в их разговоре повисла секундная пауза. Ницифера переспросила:
- Ждал меня? Что же случилось?
- У меня были некоторые сомнения, вернешься ли ты…
- Сомнения? Ведь я же обещала, - по интонации было понятно, что Нициферу обижают подобные слова. Тогда она уже громче продолжила: - Я никогда не нарушаю данного слова, но ты, должно быть, не склонен верить моим словам? Ведь я же Кера…
Вместо холодного взгляда и новых упреков, которых ожидала Ницифера, генерал обратил на нее лучившиеся теплом медово-карие глаза и улыбнулся. Он поднялся со ступеней и подошел совсем близко к девушке. Взяв ее озябшие руки в свои, Осмар прошептал:
- Ни на мгновение я не сомневался, что ты сдержишь слово, Ницифера, меня страшило, что они не позволят тебе вернуться…
Кера тотчас поняла, что Лейнгель каким-то образом все же услышал их с Ринатой разговор. Она нахмурилась в недоумении.
- Выходит, ты способен видеть и других Кер? – с некоторым разочарованием спросила она.
- Выходит, что так. Эта способность дана мне против моей же воли. Однако если нет иного выхода, и, только созерцая их, я могу видеть тебя, то я готов терпеть ледяные взгляды твоих сестер и их резкие высказывания относительно всего, что есть в мире Творца.
Слова Осмара устремились к самому сердцу Нициферы, точно дуновение теплого майского ветра, согревая искренностью и чувством. На мгновение у девушки перехватило дыхание, она смущенно опустила взгляд изумрудных глаз. Но внезапно в ее сознании всплыли слова Агаты: «Ты должна искусно сыграть свою роль, чтобы оставаться рядом с потомком Варруса Аттема до тех пор, пока не пробьет его час…»
С каким удовольствием прежде она надевала маску безразличия, невозмутимости или ж холодной жестокости, с каким упоением носила ее! Но что же теперь? Теперь ее прикосновения коже стали отвратительны, душе – болезненны. Теперь Ницифере требовалось наступить себе на горло, чтобы вновь обратиться в бездушного Стража проклятий.
Кера подняла на Лейнгеля ледяной взгляд и безжизненным голосом произнесла:
- Я должна увидеть Игана Аттема.
Несмотря на холодность Нициферы, генерал по-прежнему держал ее руки в своих и тепло улыбался. Кера с большим нежеланием отстранилась от Осмара, внутренне радуясь, что он не стал препятствовать, ибо ее напускное безразличие грозило развеяться туманом в ветреный день.
Видимо, Лейнгель был необычайно проницателен и догадался об истинных чувствах Нициферы, о том, что у нее должны быть веские причины для подобного поведения. В один миг Осмар вновь стал серьезен и сосредоточен. Отступив в сторону, он пропустил Нициферу вперед. Она прошествовала мимо, будто его не было рядом, будто он и вовсе пустое место.