Чтобы завершить их портрет, Карпини добавляет, что эти варвары едят всякое мясо: собак, волков, лис, лошадей и даже, при нужде, людей. Пьют они кобылье, овечье, козье, коровье и верблюжье молоко. Ни вина, ни пива, ни питьевого меда они не знают, но с опьяняющими напитками знакомы. Притом они очень нечисты, не брезгуя при отсутствии другой пищи ни крысами, ни мышами, ни червями; миски они никогда не моют, ополаскивая их только налитым супом; одежду свою никогда не чистят и не позволяют ее чистить другим, «особенно когда гремит гром». Мужчины не понуждают себя ни к какой работе; охотиться, стрелять из лука, наблюдать за стадами, ездить на лошади — вот и все их занятия. Не пренебрегают этими упражнениями и женщины с девушками; они очень ловки и отважны. Кроме того, они выделывают меха, изготовляют одежды, правят повозками и верблюдами и тем лучше справляются с обилием хозяйственных забот, чем более они многочисленны в семьях, а эти варвары-многоженцы покупают, и за высокую цену, столько женщин, сколько они сумеют прокормить.
Таковы наблюдения Карпини за месяц, проведенный им в Сыр-Орде в ожидании избрания императора. Вскоре появились признаки приближения этого события. В самом деле, когда Гуюк выходил из своего шатра, ему выражали уважение поднятием красивых жезлов, кончики которых были украшены пучками ярко-красной шерсти. В четырех лье от Сыр-Орды, на равнине, вдоль ручья, для коронации подготовили специальный шатер, обтянутый изнутри алой тканью и опирающийся на столбы, инкрустированные золотыми пластинами. Наконец, в день святого Варфоломея, созвали большое собрание, и каждый из присутствующих, беспрестанно молясь, пребывал в неподвижности с лицом, обращенным к югу; при этом францисканец и его компаньон отказались присоединиться к раболепной церемонии. Гуюка посадили на императорский трон, а князья и народ опустились перед ним на колени. Так состоялось посвящение во владыки.
Сразу же после церемонии путешественники были вызваны к новому императору. Сначала их обыскали, потом они вошли в императорский шатер одновременно с другими послами, доставившими богатые подарки. Что же до бедных посланцев римского папы, то им больше нечего было дарить. Отразилось ли это на приеме — неизвестно, но итальянцы были далеки от того, чтобы изложить его величеству суть приведших их к татарскому владыке дел. Шли дни, с посланцами не церемонились, и они буквально умирали от голода и жажды, когда наконец, в день святого Мартина [50], управляющий двором и секретари императора пожелали их видеть, и европейцы получили письма к папе, оканчивающиеся возвышенными словами, ставшими как бы заключительной формулировкой азиатских суверенов: «Мы поклоняемся Богу, и с его помощью мы завоюем всю землю, от Востока до Запада».
Только осенью Карпини и Стефан выбрались из Орды и в продолжение всей зимы пробирались по снежной пустыне. Весной они прибыли ко двору Батыя, снабдившего их пропуском, и лишь 24 июня 1247 г. итальянцы добрались до Киева.
Карпини с чувством благодарности рассказывает о том, как они были приняты в этом городе: «Киевляне, узнав о нашем прибытии, все радостно вышли нам навстречу и поздравляли нас, как будто мы восстали из мертвых; так принимали нас по всей Руси, Польше и Богемии».
Таково в общих чертах содержание рассказа Карпини о его путешествии к татарам. Умер этот знаменитый путешественник в Риме в 1252 г.
Миссия Карпини в целом не привела к какому-нибудь результату, и татары остались тем, чем и были: дикой и жестокой ордой.
Спустя шесть лет после возвращения Плано Карпини францисканский монах Гильом де Рубрук, родом фламандец, был послан к монголам французским королем Людовиком IX. Новое посольство было вызвано следующим обстоятельством: Людовик вел войну с арабами в Сирии, и в то время, как он преследовал их в Сирии, монгольский хан Эркалтай [51]напал на арабов со стороны Персии и таким образом оказал Людовику услугу. Кроме того, разнесся слух, будто татарский хан принял христианство. Желая удостовериться в этом и заручиться новым союзником в борьбе против мусульман, Людовик и решил отправить Рубрука в Монголию.
Весной 1253 г. Рубрук и его спутники отправились из города Акка в Константинополь, переплыли Черное море и высадились в порту Салдайя (Судак) на южном берегу Крыма. Здесь монахи купили запряженную четырьмя волами крытую повозку и поехали к низовьям Волги, где была ставка Батыя.
Достигнув пределов Азовского моря, путешественники направились на восток через бесплодные степи Куманской земли, по которой несколько севернее ранее проходил Карпини. После утомительного двухмесячного путешествия Рубрук прибыл в лагерь хана Сартака, расположенный на берегу Волги.
Там был двор хана, сына Бату-хана. У него было шесть жен; каждая из них владела собственным дворцом, домами и двумя сотнями повозок, некоторые из которых, имея ширину в двадцать футов, перемещались упряжкой из двадцати двух быков, выстроенных в две шеренги — по одиннадцать в каждой.
Рубрук и его спутники просили доложить Сартаку о своем приезде, и тот согласился принять чужестранцев. Облачившись в церковные одеяния, разложив на подушке Библию, Псалтырь, Требник, распятие и кадило, с пением молитв они вошли в палатку Сартака. Сартак с любопытством рассматривал монахов и их одеяние, но в переговоры с ними не вступил, предложив им отправиться к его отцу, хану Батыю. Однако и Батый без излишних слов отослал посланников французского короля к великому хану Мункэ, жившему в Каракоруме.
На пути в Каракорум Рубрук прошел через землю башкир, затем через землю Органа, где лежит озеро Балхаш, и через землю уйгуров, после чего приехал в монгольскую столицу Каракорум, перед которой останавливался Карпини, но не был туда допущен. Этот город, по словам Рубрука, был обнесен земляными стенами, с воротами на каждой из четырех сторон. Дворец великого хана, две мусульманские мечети и один христианский храм составляли главные здания города.
Монах собрал в этом городе сведения о населении прилежащих земель, главным образом тангуров, чьи быки принадлежали к особому виду и были не чем иным, как знаменитыми тибетскими яками. Французский посланник говорит о тибетцах и об их странном обычае поедать трупы отцов и матерей.
Великого хана в это время не было в столице, и поэтому Рубрук вместе с своими спутниками должен был отправиться в его резиденцию, находившуюся по другую сторону гор, в северной части страны. На следующий день состоялась церемония их представления ко двору хана. Следуя правилу францисканских монахов, послы шли босые, причем отморозили себе пальцы на ногах, так как был сильный мороз. Когда татары ввели монахов к Мункэ-хану, те увидели перед собой «курносого человека среднего роста, лежащего на большом диване; на нем была меховая одежда, блестящая, как шкура тюленя». Вокруг Мункэ-хана сидели на шестах соколы и другие птицы. Послам французского короля были предложены разные напитки: арак, кумыс и мед. Но послы воздержались от питья; сам же хан вскоре охмелел, и аудиенция должна была прекратиться.
Рубрук провел много дней при дворе Мункэ-хана. Там он встретил много немецких и французских пленников, занятых преимущественно изготовлением оружия или работой на шахтах в Боколе. Татары хорошо обходились с европейцами, и те не жаловались на свое положение. После многих аудиенций у великого хана Рубрук получил разрешение уехать, после чего он вернулся в Каракорум.
Возле этого города высился величественный дворец, принадлежащий хану и напоминавший обширную церковь с нефом и двумя приделами. Именно там восседал на возвышении в северном углу суверен; мужчины расположились справа от него, а женщины — слева. В том же дворце дважды в год устраивали пышные праздники, когда вокруг своего суверена собирались все вельможи государства.
Во время пребывания в Каракоруме Рубрук собрал интересные сведения о китайцах, об их нравах, обычаях, письме и т. д. Затем, покинув монгольскую столицу, он поехал обратно той же дорогой, но, достигнув города Астрахани, расположенного близ устья Волги, направился к югу и через Дербент, Нахичевань, Эрзерум и Малую Азию достиг порта Акка на берегу Средиземного моря.