Но все эти вопросы проходили исключительно под грифом ДСП, официально же в счет шел только молниеносный успех вермахта. Он глубоко впечатлил германский народ и шокировал весь остальной мир, даже если считать, что эта кампания не продемонстрировала новых, революционных способов ведения войны. Новое между тем прорастало совершенно на другой почве: потерпев поражепие, Польша сразу же ощутила на себе всю мощь национал-социалистского террора. В «Обращении к Польше», опубликованном 1 сентября верховным командующим сухопутными войсками фон Браухичем, еще говорилось, что вермахт не рассматривает мирное население как противника и намерен соблюдать все международно-правовые соглашения. Реальность же с самого начата выглядела иначе. Так, под Ченстоховом, после того как, — судя по всему, от шальных выстрелов из собственных окопов — погибли восемь немецких солдат, командир 42-го пехотного полка приказал согнать в одно место тысячи представителей гражданского населения. Как минимум сотня поляков — и среди них много евреев — была расстреляна в качестве акции устрашения. Позднее же, и правда, выяснилось, что выстрелы, унесшие жизнь восьмерых немцев, были сделаны с позиций других немецких подразделений, которые в хаосе наступления вели беспорядочный огонь по противнику. Подобные акции против мирного населения описаны неоднократно. В своей книге «Увертюра к истребительной войне. Вермахт в польской кампании 1939 года» историк Йохен Белер цитирует памятный листок ОКВ — «Польша: государство и население». Там говорилось, что поляки по отношению к другим ведут себя «бесцеремонно и непредсказуемо», что они «жестоки, беспощадны, коварны, вероломны», а также «исполнены ненависти и слепого фанатизма». Такими предостережениями немецкие солдаты, говорит Белер, были соответствующим образом подготовлены к встрече с мирным населением Польши. А тут еще — приказы командования, требовавшие «большей жесткости», и широко распространившийся страх перед партизанами. Все это, наложившись на общую нервозность немецких солдат, не имевших на ту пору достаточного военного опыта, и приводило к таким последствиям, как в Ченстохове.
Белер приводит и другие примеры. Так, под Цепелювом солдаты 15-го пехотного полка 8 сентября после боя расстреляли 250 пленных польских солдат. Не обходилось и без грабежей и изнасилований. Впрочем, это были отдельные эксцессы, которые командование вермахта рассматривало как дисциплинарные нарушения. Разбираться с ними должен был военный трибунал. Однако большинство обвиняемых было амнистировано распоряжением Гитлера от 4 октября 1939 года. Серьезность проступков старательно преуменьшалась: официальные документы трактовали их как действия, вызванные «реакцией на преступления поляков, совершающиеся на протяжении всей военной кампании». Тут нужно сказать, что и в самом деле после начала войны от бесчинств поляков пострадали многие представители немецкого национального меньшинства, жившие в Польше. По сегодняшним оценкам, в результате погромов было убито около 4000 «фольксдойче». Это послужило предлогом для проведения всеобщей амнистии.
Для еврейского населения Польши с вторжением в страну вермахта начался долгий скорбный путь. То, что евреи оказались под особым прицелом, вовсе не казалось немецким солдатам чем-то необычным, — напротив, для нацистского режима такой подход был самым обыкновенным. А вермахт был не более чем отражением тогдашнего немецкого общества. Впрочем, среди солдат были как антисемиты всех мастей, так и те, кто на антиеврейские мероприятия смотрел с нескрываемым ужасом. Генрих Гусманн вспоминает об облаве, проводившейся его подразделением. «Я был в составе 6-й роты 14-го стрелкового полка. 7-я рота получила задание вытащить из домов всех евреев в возрасте от 16 до 60 лет и согнать их на главную площадь города».