Выбрать главу

Муту отправил посланцев обратно, приказав Баалу явиться к нему. Ибо, как он пояснил, Баал убил Йамму; теперь его очередь спуститься в подземный мир.[365] Этого было достаточно, чтобы поставить Баала в тупик; он приказал своим посланцам сказать Муту: "Приветствую тебя, Муту, сын Илу! Я твой раб, твой навеки". Торжествуя, Муту объявил, что, очутившись в подземном мире, Баал утратит свою силу и будет уничтожен. Он приказал ему привести с собой сыновей и свиту — ветры, облака и дождь; Баал согласился, но перед тем как спуститься в подземный мир, он соединился с телкой, и у него появился сын. Баал завернул ребенка в свою одежду и поручил его Илу. Так в минуту крайней опасности Баал обрел свою первоначальную форму — космического быка; в то же самое время он обеспечил себе преемника на тот случай, если ему не суждено будет вернуться на землю.

Мы не знаем, как умер Баал: пал ли он в бою или просто не выдержал ужасающего присутствия Муту. Угаритский миф представляет интерес с той точки зрения, что Баал, молодой бог грозы и плодородия и еще недавно глава пантеона, спускается в подземный мир и погибает, подобно Таммузу и другим богам растительности. Ни один другой «Баал-Хаддад» не испытывал такой участи: ни Адад, почитаемый в Месопотамии, ни хурритский Тешуб (однако, по более поздним данным, Мардук тоже ежегодно «исчезал», "запираясь в горах"). Мы можем угадать в этом descensus ad inferos [сошествии в преисподнюю] стремление воздать должное многообразным и взаимодополняющим качествам Баала: он триумфатор, одерживающий победу над водным «хаосом», и потому — космократический, даже космогонический бог; он — бог грозы и аграрного плодородия (напомним, что он сын Дагана, "зерна"), но он также и верховный бог, намеревающийся распространить свою власть на весь мир (а, следовательно, и на преисподнюю).

Так или иначе, это последнее событие меняет отношения между Баалом и Илу. Кроме того, строй и ритмы вселенной обретают свою нынешнюю форму. Когда, как значится после пропуска в тексте, два посланца сообщили Илу, что они нашли тело Баала, он сел на землю, разорвал свои одежды, бил себя в грудь, расцарапал лицо; короче, проявил ритуальную скорбь, как это было принято в Угарите. "Баал умер!", кричал он. "Что станет с людьми?".[366] Внезапно негодование и жажда мести отступают. Илу ведет себя как истинный бог-космократор; он понимает, что жизнь вселенной оказывается под угрозой из-за смерти Баала. Илу просит свою жену выбрать одного из их сыновей преемником Баала на царском троне. Асират выбирает Атара, «Ужасного». Но сев на трон, тот видит, что трон ему велик, и заявляет, что не может быть царем.

Тем временем Анат отправляется на поиски тела. Найдя его, она кладет его себе на плечи и отправляется на север. Похоронив его, она жертвует много скота для погребального пира. Спустя некоторое время Анат встречает Муту. Схватив его, "она режет его ножом; через сито просеивает его; на огне поджаривает его; мельницей размалывает его; на полях она засеивает его, и птицы поедают его".[367] Анат выполняет род ритуального убийства, поступая с Муту, как с колосом злака. Такой вид смерти характерен для растительных богов и духов. Можно задуматься, не по причине ли именно такого типа аграрной смерти Муту позже вернется к жизни.[368]

Как бы то ни было, существует связь между убийством Муту и судьбой Баала. Илу кажется, что Баал жив и что "жир капает с неба и мед течет в водах" (это напоминает библейские образы, ср.: Книга Пророка Иезекииля, 32:14; Книга Иова, 20:17). Он разражается смехом и объявляет, что будет сидеть и отдыхать, потому что "победоносный Баал жив, Царь Земли существует" (Driver, p. 113). Но подобно тому, как Йамму вернулся к жизни, Муту возвращается через семь лет и жалуется на то, как с ним поступила Анат. Он жалуется и на то, что Баал отнял у него власть, и противники начинают борьбу снова. Они бьются друг с другом, бодаясь и лягаясь, как дикие быки, кусают друг друга, как змеи, пока не валятся на землю, причем Баал оказывается сверху. Тут богиня солнца Шапаш сообщает Муту предупреждения Илу о том, что продолжать борьбу бесполезно, и Муту подчиняется, признавая власть Баала. После некоторых других эпизодов, понятных лишь частично, Анат получает весть, что впредь царствовать будет Баал, открывая эру мира, когда у быка будет "голос газели, а у сокола голос воробья".[369]

§ 52. Религиозные взгляды ханаанеев

Некоторые авторы видят в этом мифе отражение ежегодной смерти и возрождения растительности. Но в Сирии и Палестине лето не приносит «смерть» растительной жизни; напротив, это сезон плодов. Землевладельцев страшит не зной, а продолжительная засуха. Поэтому более вероятно, что победа Муту напоминает о цикле из семи засушливых годов, отзвуки которого есть в Ветхом Завете (Бытие 41:2; Вторая книга Царств 24:13 и сл.).[370]

Однако интерес этого мифа выходит за пределы его возможных связей с ритмом растительности. Действительно, эти трогательные и иногда «зрелищные» события являют нам специфический образ божественного существования, а именно: образ жизни, включающий поражение и «смерть», «исчезновение» через погребение (Баал) или расчленение (Муту), за которыми следуют, более или менее периодически, «возрождения». Такой тип существования, одновременно и прерывистый, и цикличный, характерен для богов, управляющих растительным циклом. Однако в этом религиозном творении есть новизна цели: интегрировать некоторые негативные аспекты жизни в единую систему антагонистических ритмов.

В конечном счете, битвы Баала, его поражения и его победы, обеспечивают ему власть над небом и землей. Но Йамму продолжает царствовать над морем, а Муту остается господином подземного царства мертвых. Мифы свидетельствуют о первенстве Баала и тем самым о вечности жизни и норм, управляющих космосом и человеческим обществом. И в тех же мифах находят свое оправдание негативные аспекты, представляемые Йамму и Муту. То, что Муту — сын Илу, и, главное, то, что Баал не способен уничтожить его, утверждает нормальность смерти. Смерть оказывается, в конце концов, условием sine qua поп жизни.[371]

Можно предположить, что миф о борьбе Баала с Йамму воспроизводился во время празднеств Нового Года, а миф о стычке между Баалом и Муту — в сезон жатвы; но текстов, подтверждающих такое предположение, нет. Можно также предположить, что царь, который, как известно, играл важную роль в культе — представлял Баала в этом мифо-ритуальном сценарии; но все это — не наверняка. Жертвоприношения рассматривались как пища для богов. Система жертвоприношений напоминает ту, которая описана в Ветхом Завете; она включала всесожжение, жертвоприношения или предложение «мира» и «согласия» и искупительные жертвы.

Слово, обозначающее жрецов (khnm), родственно древнеевреейскому (köhen). Наряду со жрецами упоминаются и жрицы (khnt), a также qadesim, «посвященные» особы (в Библии этим термином обозначается священная проституция, но в угаритских текстах нет указаний на что-то подобное). Наконец, есть упоминание о жрецах-оракулах, или пророках. В храмах имелись алтари: их стены украшали изображения богов и божественные символы. Кроме кровавых жертвоприношений, культ включал танцы и множество оргиастических действий и телодвижений, которые позже вызывали гнев пророков. Но следует помнить, что неполнота документов позволяет нам высказывать лишь предположения о религиозной жизни Ханаана. У нас нет ни одного текста молитвы. Нам известно, что жизнь — это божественный дар, но мы не знаем мифа о сотворении человека.

вернуться

365

Ugaritic Manual, § 67: 1: 1–8, перевод в: Oldenburg, p. 133.

вернуться

366

Driver. Ор. cit., р. 109; Caquot et Sznycer, pp. 424–425.

вернуться

367

Driver, p. 111; Caquot et Sznycer, p. 430.

вернуться

368

Предполагалось видеть в Муту "духа урожая", но его «погребальные» черты слишком очевидны: он живет в подземном мире или в пустыне, и все, к чему он прикасается, обречено на запустение.

вернуться

369

Driver, p. 119.

вернуться

370

Ср.: Cyrus Gordon. Canaanite Mythology, pp. 184, 195 sq.; M. Pope. — WdM, vol. 1, pp. 262–264.

вернуться

371

Только в буддистской мифологии есть еще один великий бог смерти — Мара, который обязан своей огромной властью именно человеческой слепой любви к жизни. Однако в пост-упанишадской перспективе цикл "жизнь-сексуальность-смерть-возвращение к жизни" — это самое большое препятствие на пути к освобождению (см. том II).