§ 275. Суфизм, эзотерика и мистический опыт
Суфизм представляет собой самое известное мистическое явление в исламе и одну из его самых значительных эзотерических традиций. Этимологически арабское слово sufi, возможно, происходит от sûf, «шерсть», аллюзия на шерстяной плащ, который носили суфии. Этот термин становится известен с III/IХ в. По преданию, духовные предки суфиев находились среди сподвижников Магомета; например, Салман аль-Фариси, персидский цирюльник, живший в доме пророка и ставший примером духовного усыновления и мистической инициации, или Увейз аль-Корани, превозносимый Магометом за его набожность.[313] Менее известны истоки аскетических тенденций,[314] но, очевидно, они проявились при династии Омейядов. В самом деле, большинство правоверных было разочаровано религиозной индифферентностью халифов, занятых исключительно экспансией Империи.[315]
Первым мистиком-аскетом был Хасан аль-Басри (ум. 110/728), знаменитый своим благочестием и глубокой меланхоличностью, ибо он постоянно пребывал в размышлениях о Судном Дне. Другой созерцатель, Ибрахим ибн Адам, известен как суфий, давший определение трем фазам аскезы (zuhd): 1) отказ от мира; 2) отказ от удовольствия узнать о своем отказе от мира; 3) столь полное презрение к миру, что он просто не принимается во внимание.[316] Рабия (ум. 185/801), вольноотпущенница, вносит в суфизм идею бескорыстной и абсолютной любви к Богу. Любящий не должен думать ни о Рае, ни об Аде. Рабия первая среди суфиев говорит о ревности Бога. "О, надежда моя, покой мой и страсть моя, сердце не может любить никого вне Тебя!".[317] Ночная молитва становится для Рабий долгим, исполненным любви разговором с Богом.[318] Однако как показали недавние исследования,[319] Джафар аль-Садик, Шестой имам (ум. 148/765) и один из великих учителей раннего суфизма, уже дал определение мистическому опыту в терминах божественной любви ("божественный огонь, снедающий человека целиком"). Здесь мы видим сродство между шиизмом и начальной фазой суфизма.
В самом деле, эзотерическое измерение ислама (bâtin), нашедшее свое специфическое выражение в шиизме, поначалу отождествлялось в сунне с суфизмом. Согласно Ибн Хальдуну, "суфии были напитаны шиитским учением". Шииты, со своей стороны, считали собственное учение источником вдохновения для суфизма.[320]
Так или иначе, мистический опыт и теософский гнозис с трудом внедрялись в ортодоксальный ислам. Мусульманин не осмеливался помыслить о близко-личностных отношениях с Аллахом, о духовной любви к Аллаху. Ему казалось достаточным препоручить себя Богу, соблюдать Закон и дополнять учение Корана преданием (сунной). Улемы, обладавшие богословской эрудицией и изощренные в юриспруденции, считали себя единственными духовными лидерами общины. Суфии же были ярыми антирационалистами; для них подлинное религиозное познание обреталось в личном опыте, ведущем к мгновенному слиянию с Богом. В глазах улемов переживание мистического опыта и его истолкование суфиями угрожали самим основам ортодоксального богословия.
С другой стороны, «путь» суфиев обязательно предполагал инициацию и длительный период ученичества под руководством наставника. Такая особая связь между учеником и учителем очень скоро привела к почитанию шейхов и к культу святых. Аль-Гуйвери пишет: "Знай, что принцип и основа суфизма, как и Богопознание, зиждутся на святости".[321]
Эти новшества беспокоили улемов, потому что последние видели в них угрозу своей власти или пренебрежение к ней. Ортодоксальные богословы подозревали суфиев в ереси. В самом деле, как мы увидим, в суфизме можно вычленить считающиеся пагубными и святотатственными влияния неоплатонизма, гностицизма и манихейства. Некоторые подозреваемые в ереси суфии, как, например, египтянин по имени Зу-н-Нун (ум. 245/859) и аль-Нури (ум. 295/907) предстали перед судом халифа, а великие учители аль-Халладж и Сухраварди были казнены (ср. § 277, § 280). Именно это и заставило суфиев ограничить передачу своего опыта и своих учений узким кругом верных учеников и посвященных.
Однако движение продолжало развиваться, так как оно соответствовало религиозным "устремлениям народа, отчасти «замороженным» абстрактным и безличным учением ортодоксов, а теперь нашедшим себе отдушину в более личностном и эмоциональном религиозном подходе суфиев".[322] Действительно, кроме инициатического обучения адептов, суфийские учители поощряли публичные "духовные представления". Религиозные песнопения, инструментальная музыка (тростниковая флейта, цимбалы, барабаны), священные танцы, зикр (dhikr, неустанное повторение имени Божьего), затрагивали религиозные чувства и простых людей, и духовной элиты. Далее мы особо остановимся на символике и определенной роли музыки и священных танцев (§ 282). Зикр носит черты сходства с молитвой восточных христиан, monologistos, сведенной к непрестанному повторению имени Господа Иисуса.[323] Как станет видно в дальнейшем (§ 283), техника зикра (как и практика исихазма) уже в XII в. имеет сложнейшую морфологию, включающую в себя "мистическую физиологию" и определенную методику йогического типа (особые положения тела, дыхательные приемы, вызывание визуальных и звуковых образов и т. д.), что дает возможность говорить об индийском влиянии.
Со временем притеснения со стороны улемов прекращаются (за редким исключением). Даже самые непримиримые преследователи, в конце концов, признали огромный вклад суфиев в духовное обновление и распространение ислама.
§ 276. Суфийские учители. От Зу-н-Нуна до Тирмизи
Египтянин Зу-н-Нун (ум. 245/859) уже практиковал искусство скрывать свой мистический опыт. "О Господи! На людях обращаюсь к тебе я "Господь мой", но, оставаясь наедине, взываю к тебе "Любовь моя!"" Согласно преданию, Зу-н-Нун первым противопоставил ma'rîfa, интуитивное ("на опыте") познание Бога, и ilm, познание дискурсивное. "С каждым часом гностик умаляется, ибо каждый час приближает его к Богу […] Гностики не принадлежат себе, они существуют постольку, поскольку существуют в Боге. Они действуют, подвигнутые Богом, а слова их — это слова Бога, выговоренные их языком", и т. д.[324] Необходимо отметить литературный талант Зу-н-Нуна. Его гимны во славу Божию послужили к "мистической валоризации" поэтического творчества.
Перс Абу Йазид Вистами (ум. 260/874), один их наиболее противоречивых мистиков ислама, не писал книг. Но ученики передали суть его учения в виде рассказов и максим. Путем особо строгой аскезы и медитации, сконцентрированной на сущности Бога, Вистами дошел до «самоуничтожения» (fâna) и первым сумел найти ему словесное выражение; он же первым словесно выразил свой мистический опыт как мирадж (ночное вознесение Магомета: ср. § 261). Он практиковал "уединение, отделение себя ото всего" и переживал пусть мгновенное, но, как он считал, абсолютное слияние любимого, любящего и любви. В экстазе Вистами произносил "теопатические речи", вещая так, словно сам он Бог. "Как ты достиг этого? — Я совлек себя с себя, подобно змее, сбрасывающей кожу; затем я увидел собственную сущность: я был, я был — Им!" Или: "Бог созерцал все сознания во Вселенной, и Он видел, что все они были пусты от Него, кроме моего, где Он созерцал себя в полноте".[325]
Вслед за прочими востоковедами Ценер считал мистический опыт Вистами следствием индийского влияния, в частности, веданты шанкаровского толка.[326] Однако, ввиду важности, придаваемой аскезе и техникам медитации, на ум скорее приходит йога. Как бы то ни было, некоторые суфийские учители сомневались в том, что Вистами действительно достиг слияния с Богом. По мнению Джунейда, "он остался на начальном этапе, не достигнув всей полноты этого состояния". Аль-Халладж считал, что Вистами "достиг самого порога божественного речения" и думал, что "слова исходили от Бога", но его собственное Я оказалось препятствием на пути. "Бедный Абу Йазид, так и не сумевший познать, где и как должно происходить слияние души с Богом".[327]
313
См.:
314
В III в. по хиджре большинство суфиев были женаты; через двести лет женатые суфии составляли меньшинство.
315
Позже многие суфии отождествили «власть» со «злом»; ср.:
320
Cp.:
321
Kashf al-Mahjûb в переводе
323
Эта молитва упоминается за несколько веков до появления зикра многими Отцами Церкви (Св. Нилом, Кассианом, Иоанном Лествичником, и др.); она также использовалась в практике исихазма.
324
См.:
325
Цит. по: