Вифинское царство в этом отношении является весьма перспективным предметом исследования[1]. Между тем сложивший в нем институт монархической власти до сих пор не становился объектом целенаправленного изучения, и в результате этого присущие ему особенности всестороннего освещения до сих пор не получили. Специфика вифинской государственности, пожалуй, до сих пор остается нераскрытой, в подтверждение чего можно привести мнение Дж. Витуччи: "...В отношении политической, социальной и административной структур Вифинское царство... в основном стоит в том же ряду, что и другие эллинистические монархии"[2]. Возможность отойти от подобных нивелирующих оценок связана с рассмотрением царской власти в Вифинии как синтетического явления, порожденного взаимодействием четырех традиций государственности: фракийской, ирано-ахеменидской, собственно эллинистической (то есть македонской в своей основе с вкраплениями различных восточных элементов) и анатолийской[3].
Основания для такого подхода достаточно очевидны: ведь на протяжении I тыс. вифинский племенной союз сначала входил в состав фракийской этнической общности, затем был включен в империю Ахеменидов, а после достижения и укрепления независимости занял свое место среди государственных образований эпохи эллинизма. Отмечалось также и близкое типологическое сходство Вифинского государства с соседними царствами северной и центральной Малой Азии, обусловленное, во-первых, более прочным сохранением местных азиатских элементов в социально-экономической и политической структуре этих государств по сравнению с другими регионами эллинистического мира, во-вторых - значительным сходством тех политических условий, в которых происходило складывание этих монархий "второго ранга" в период диадохов[4]. Однако при исследовании конкретного исторического материала выясняется, что влияние, испытываемое Вифинией со стороны Персидской империи, по источникам прослеживается довольно слабо[5]. Общеэллинистический компонент (при всей очевидной условности такого определения) в структуре Вифинского государства, безусловно, преобладает, но значительное число фактов из истории династии может быть более или менее убедительно интерпретировано только при соотнесении их с фракийским "наследием" или с приведением аналогий из истории Понта, Каппадокии, Пергама. Поэтому представляется оправданной попытка проследить взаимодействие и синтез двух основных элементов вифинской государственности - собственно фракийского и общеэллинистического - на фоне анатолийского "субстрата", что может позволить выявить специфические черты монархической власти в Вифинии на всем протяжении от ее складывания до прекращения независимого существования царства[6].
Вифинскую βασιλεία возможно рассматривать в двух аспектах: статическом и динамическом. Первый из них состоит в изучении этого института в его "нормальном функционировании" - примерно по такой же схеме, которая была успешно апробирована в классическом исследовании Э. Бикермана "Государство Селевкидов". Оно включает в себя анализ царского именника и тронных эпитетов, правовых основ царской власти, ее сакрализации и внешней атрибутики, порядка наследования, повседневной жизни царского двора, основных направлений брачно-династической политики и т. д. Сюда же должно быть отнесено восстановление максимально полной генеалогии вифинского царского дома, по-скольку до недавнего времени эта задача решалась без углубленного анализа источников[7]. Динамический же аспект монархической государственности в Вифинии наиболее отчетливо проявляется при рассмотрении нередких в истории страны династических усобиц и смут, когда конкретные политические обстоятельства вступали в противоречие с правовыми нормами, регулировавшими порядок престолонаследия, что зачастую приводило к частичному изменению и модификации последних. Интересно, в частности, проверить, насколько применима к династической истории Вифинии теория "амфиметрических" кризисов, вызванных борьбой за престол сыновей царя от разных жен (ее автором является английский антиковед Д. Огден)[8].
1
В основу данной главы легли две более ранние статьи автора (1995 и 1997 гг. соответственно): Габелко О. Л. Некоторые особенности…; Он же. К династической истории… Истекшее с момента публикации времени показало необходимость их существенной переработки.
3
Соседство с греческими полисами южного побережья Понта и Пропонтиды сколько–нибудь заметного влияния на формирование вифинской государственности, судя по всему, не оказало. Если обратиться к примеру фракийских племен в Европе, то и для них наиболее типичным было создание крупных политических объединений не у побережья, в зоне контактов с эллинскими колониями, а на внутренних территориях (Златковская Т. Д. Возникновение государства… С. 21). Б. Харрис также отмечает принципиальное различие автономии полисов северо–западной Анатолии, с одной стороны, и «свободы» вифинских племен — с другой (Harris B. F. Bithynia: Roman Sovereignty… P. 852).
4
Наиболее отчетливо это выражено в работах: Billows R. A. Kings and Colonists; Kobes }. «Kleine Konige».
5
Противоположное мнение о «влиянии персидского присутствия и персидских царских норм на политическую жизнь как во Фракии, так и в Вифинии» (Fol A. Thrako–bithynischen Parallelen… S. 206—208; Vassileua M. Thracian—Phrygian Cultural Zone. P. 32) справедливо скорее применительно к европейской Фракии.
6
Разумеется, при таком подходе не удается избежать довольно многочисленных повторов с материалом по политической истории Вифинии, изложенным в гл.II—IV. Во всех таких случаях в данной главе автор старался делать акцент на институциональном аспекте событий.
7
См. попытки построения генеалогического древа вифинской династии: Reinach Th. Essai sur la numismatique… P. 369 (на этой схеме еще не отображено существование Никомеда III, установленное французским исследователем пятнадцатью годами позже); Bouche—Leclercq A. Histoire des Seleucides. T. II. P. 644 (это, в сущности, упрощенный вариант стеммы Т. Рейнака). Более детализировано: Габелко О. Л. к династической истории… С. 220.
8
Ogden D. Polygamy, Prostitutes and Death. The Hellenistic Dynasties. London; Swansea, 1999. Исследователь считает сконструированную им схему едва ли не универсальной для истории всех эллинистических династий, но при этом обращается только к примерам Македонии, держав Александра и диадохов, государств Птолемеев, Селевкидов и Атталидов. Между тем вифинский материал содержит немало информации, как дополняющей эту концепцию, так и во многом не укладывающейся в ее рамки.