Вопросу о положении эллинских полисов в составе Вифинского царства до сих пор не уделялось специального внимания. В условиях недостатка источниковых данных (в первую очередь репрезентативных эпиграфических материалов) историки обычно ограничивались констатацией фактов самого общего характера - таких, к примеру, как указания на довольно жесткий контроль центральной администрации над положением полисов (что проявлялось, в частности, в отсутствии у последних права чеканки собственной монеты[2]) или на различия в статусе старых эллинских центров, подчиненных вифинскими царями, и тех городов, которые были основаны ими самими[3]. Эти в общем верные наблюдения не получили, к сожалению, дальнейшего развития, а потому и специфика связей между полисом и монархией в Вифинии осталась нераскрытой.
Причину этого, как представляется, следует искать в том, что, как это ни странно, в мировом антиковедении, кажется, еще не была четко сформулирована и не получила концептуального оформления мысль, что характер взаимоотношений между монархией и полисом в эпоху эллинизма (особенно на ранней стадии их формирования) во многом определялся этнической принадлежностью правящих династий в тех или иных государствах[4]. Между тем выглядит вполне очевидным, что правители складывающихся малоазийских монархий, будучи представителями лишь частично эллинизированной восточной знати, не могли и не хотели воспринимать греческие полисы так, как относились к ним цари македонского происхождения (прежде всего, Селевкиды), часто считавшие их своего рода "точками опоры" и инструментом поддержания контроля над подчиненным азиатским населением[5]. Соответственно иначе, чем в великих эллинистических державах, должны были строиться в малых монархиях и отношения между греками - в основном пришлыми жителями вновь основанных городов - и коренными жителями страны, обитавшими преимущественно в деревнях[6]. И вифинский материал нередко дает тому весьма наглядные подтверждения.
В последние десятилетия в историографии появились основательные подборки данных ог городах, основанных эллинистическими монархами, в том числе и царями Вифинии[7]. Впрочем, нужно подчеркнуть, что в них анализируются по преимуществу лишь отдельные моменты, связанные, прежде всего, именно с со временем и обстоятельствами основания того или иного полиса, а "словарный" принцип подачи материала придает ему некую статичность. Последнего недостатка, вероятно, можно избежать, если рассматривать градостроительство представителей вифинской династии и, шире, вообще их политику по отношению к эллинским общинам на фоне таких явлений, как филэллинская политика царей Вифинии, этническое взаимодействие греков и местного населения, эллинизация страны, которая отчасти может быть прослежена на материалах просопографии и ономастики. Кроме того, несмотря на крайнюю скудость сведений о вифинских полисах в эпоху эллинизма в целом, не позволяющую воссоздать "панорамный" взгляд на их историю, практически с каждым из них оказывается связан цельный и самостоятельный сюжет, проливающий свет на самые различные стороны положения эллинских общин в составе Вифинского царства. Будучи соединены воедино, они помогут нарисовать картину, существенно отличающуюся от той, которая имеется в историографии на данный момент. Именно такой подход и будет представлен в данном параграфе.
Говоря о предпосылках формирования системы "полисмонархия" в Вифинии, следует констатировать, что изначально они не могли быть благоприятными. Причина тому весьма очевидна: это напряженный, а то и прямо враждебный характер отношений между вифинскими племенами и греческими колонистами практически на всем протяжении до эпохи эллинизма и в ее начале. Особой остроты противоречия между вифинцами и эллинами достигли в правление Зипойта. Подробно разобранные в соответствующих разделах книги конфликты между ним и Калхедоном, Астаком, Гераклеей должны расцениваться как фактор, значительно ограничивший интенсивность и продуктивность отношений между вифинцами и греками в дальнейшем.
Вероятно, именно в этом кроется главное объяснение очень незначительных масштабов проникновения вифинцев в состав гражданских коллективов старых греческих центров северо-западной Малой Азии, избежавших подчинения вифинским царям[8]. В частности, в Калхедоне обнаружена лишь одна[9] надпись эллинистического времени, содержащая ЛИ Папий (CIG 3794), которое может считаться вифинским (хотя его довольно широкое распространение во всем причерноморском регионе не позволяет считать такую идентификацию полностью надежной). Всего в Калхедоне и его округе антропонимы вифинского и, шире, анатолийского происхождения встречаются пять раз; помимо уже упомянутого ЛИ Папий, это следующие имена: Μουκιανοῦ[10] (Gen.), Ἄφη[11], Σηῖος[12], Ἄπφης (Gen.) (CIG 3796). Все содержащие их надписи датируются первыми веками нашей эры.
3
Vitucci G. Il regno di Bitinia. P. 123. Ср. с мнением о том, что «города, которые они (цари Вифинии. — О. Г.) основывали, а также греческие поселения, которые они захватывали, находились под их прямым контролем» (Magie D. Roman Rule… Vol. 1. P. 304).
4
Речь, разумеется, не идет о Парфии: понятно, что в основном агрессивная политика Аршакидов по отношению к греческим общинам была вызвана этническими предубеждениями и политическими приоритетами, характерными для парфян именно как для представителей иранского кочевого мира.
5
Эта мысль особенно последовательно (быть может, даже несколько прямолинейно) проводится в монографии: Grainger J. D. The Cities of Seleukid Syria. Oxford, 1990.
6
См., например мнение Т. Корстена: «Часто предполагается, что у вторжением более высокой культуры и основанием городов греками местное население было вытеснено в сельскую местность, где оно влачило довольно жалкое существование» (Корстен Т. Фракийские имена… 27—28). В дальнейшем исследователь вполне убедительно показывает, что в Вифинии сложилась иная ситуация; однако сама принципиальная возможность применения подобной схемы к этой стране вызывает обоснованные сомнения.
7
Leschhorn W. «Grander der Stadt». S. 268-284; Cohen C. The Hellenistic Settlements… P. 391-409.
8
См. сводку данных (требующую, впрочем, некоторых корректив: Габелко О. Л. Фрако–вифинское население… С. 160-165).
9
Известная надпись CIG 3795 с фрако–вифинскими (?) именами Βουβας Μοκαποριδος и Γιγλιγεκος Δινδιποριδος, как было убедительно показано, происходит не из Калхедона, а с Самоса (Dunst G. Κερσης // Chiron. Bd. I. 1971. S. 111-114), а ЛИ Κοτίων (CIG 7100) не имеет вифинских параллелей и, скорее всего, является дериватом распространенного в европейской Фракии ЛИ Κότυς.
11
Ibid. О широко распространенных малоазийских именах, начинающихся на Ἀπφ-/Ἀφ- См.: Zgusta L. Kleinasiatische Personennamen. § 66.