Но вот боги выходят на побережье и замечают кое-что у кромки воды.
Две большие колоды плавника, выброшенные приливом, лежат на голом пустынном берегу под необъятным небом. Один и его братья подходят, с усилием переворачивают лежащие на песке древесные стволы. И именно тогда они понимают, что находится внутри, так же, как скульптор угадывает в глыбе необработанного камня будущее изваяние, ожидающее, когда его выпустят на свет. Трое богов протягивают руки к дереву — обстругивают, выглаживают, придают ему форму. Вокруг взлетают стружки и опилки. Боги широко улыбаются друг другу, захваченные радостью творения. Постепенно скрытые внутри существа становятся видимыми, обретают очертания под прикосновениями божественных пальцев. Тут рука, там нога и, наконец, лица.
Сначала мужчина — первый человек, — а затем женщина. Боги пристально смотрят на них. Один первым делает шаг вперед — и выдыхает им в рот, даруя жизнь. Они кашляют, начинают дышать, по-прежнему запертые в древесном плену. Ве открывает им глаза и уши, приводит в движение их языки, разглаживает их черты — ответом ему становятся изумленные взгляды и шумный лепет. Вили наделяет их разумом и умением двигаться — и они выбираются из дерева, разбрасывая вокруг себя хлопья коры.
Наконец, боги дают им имена, превращая их сущность в звук. Мужчина — Аск, ясень. Женщина — Эмбла, вяз.
Первые в мире люди изумленно оглядываются вокруг, прислушиваются к тишине, а затем наполняют ее речью, криками, смехом. Они указывают пальцем на океан, небо, лес, давая имена все новым и новым вещам, и снова смеются. Они пускаются бежать прочь от наблюдающих за ними богов, убегают по песку все дальше и дальше в свой новый дом, пока совсем не скрываются из виду. Может быть, на прощание они машут Одину и остальным, может быть, нет, но они с ними еще увидятся.
От этой пары произошло все человечество, с незапамятных тысячелетий древности до наших дней.
Немногие культуры древности пользуются таким массовым признанием и вызывают столько же интереса, как викинги. Почти все мы что-то слышали о викингах. Всего за три столетия, примерно с 750 по 1050 год н. э., народы Скандинавии преобразили северный мир, и последствия этого ощущаются до сих пор. Викинги изменили политическую и культурную карту Европы, придали новую форму торговле, экономике, поселениям и конфликтам, распространив их от Восточного побережья Америки до азиатских степей. Сегодняшний образ викингов складывается из стереотипов: морская агрессия, знаменитые длинные корабли, набеги и грабежи, огненная драма «викингского погребения». В них есть доля правды, но помимо всего этого скандинавы приносили в земли, которые открывали, и народам, с которыми встречались, новые идеи, технологии, убеждения и обычаи.
При этом сами они тоже менялись, и в их обширной диаспоре возникали новые жизненные уклады. У них на родине из множества мелких королевств в конце концов сформировались государства — Норвегия, Швеция и Дания, существующие и сейчас. В то же время традиционные верования Севера постепенно оттеснило на второй план христианство — изначально чуждая вера в корне изменила взгляды скандинавов на мир и будущее.
В буквальном смысле викинги, конечно же, люди прошлого, мертвые и навеки ушедшие, — и в то же время их протоистория примечательно осязаема и как будто способна с равной силой откликаться на любое воздействие. У многих возникало искушение, оглянувшись назад, склонить чаши весов истории в ту или иную сторону, воображая, будто этот импульс исходит не от них самих, но обусловлен явлением неких доселе скрытых истин. Средневековые монахи и ученые представляли предков-язычников как своих предшественников, благородных, но заблуждающихся, — или, наоборот, как пособников дьявола. В иллюминированных рукописях средневековых романов викинги под влиянием ориенталистских предрассудков превратились во врагов Христа — сарацин, и изображались в тюрбанах и с ятаганами. В Англии времен Шекспира викинги воспринимались как неистовая движущая сила ранней истории величия королевства. Вновь открытый в эпоху Просвещения под видом «благородного дикаря», образ викинга был с воодушевлением принят сторонниками романтического национализма в XVIII и XIX веках. Викторианские империалисты в процессе формирования собственной идентичности прочесали скандинавскую литературу, ища подходящие образцы для подражания, и нашли в твердости и настойчивости своих северных кузенов очередное доказательство особого предназначения англосаксов. К логическому завершению эта кривая пришла столетие спустя, когда нацисты в погоне за расистскими фикциями присвоили викингов себе и водрузили на пьедестал под видом арийского архетипа; их современные преемники до сих пор отравляют нам жизнь. Члены обширного языческого сообщества в наши дни ищут духовную альтернативу, черпая вдохновение в религии викингов и приправляя мутную древнескандинавскую брагу ароматическими добавками в духе Толкиена. Все они и многие другие, в том числе современные ученые и зрители исторических телесериалов, собирают разрозненные материальные и текстовые фрагменты, оставленные викингами, и складывают из них нечто новое по собственному вкусу. Иногда кажется, что настоящие люди эпохи викингов совсем исчезли под возложенной на них совокупной тяжестью позднейших представлений. Как тут не вспомнить «Возвращение в Брайдсхед» и Энтони Бланша: Oh, la fatigue du Nord!