В связи с попыткой характеристики политических взглядов Юлиана Андреевича хочется процитировать фрагмент его давнего, но очень любопытного письма, адресованного Вере Ивановне Флоринской, супруге Тимофея Флоринского, посланного в 1887 г. из Рима: «Вчера сверх всякого чаяния получил я письмо Веры Ивановны, из которого узнал так много нового о Вашем пребывании среди самого мерзкого славянского народа, сербов. После этого годичного скитания по славянским землям Тимофей Дмитриевич избавится от своего славянского идеализма. Что лучше идеализма! Но политика его не вмещает, а действительность не дает ему почвы. Впрочем, этого лучше бы не касаться (курсив наш. — А. П.). Прибавлю одно: славяне-юноши и славяне-деятели — это медик-студент и медик-практик. Первый — готовый революционный матерьял, второй — субъект без сердца и без идеалов в погоне за наживой и удовлетворением дурных инстинктов. Так мне всегда казалось, и до сих пор я не встречал фактов, которые бы заставили меня переменить мнение. Другие народы — как немцы, французы, англичане — имеют старую культуру и бесконечно выше славян по духовному запасу, ею накопленному. Славяне настолько плохи, что из них нельзя даже сделать матерьяла для проведения политических и культурных идеалов, которые в силах создать для них мы с нашим могучим отечеством (курсив наш. — А. П.). Совсем не собирался говорить о политике. Но не хочу начинать сначала и бросать написанного. Надеюсь, ни Вы, ни Тимофей Дмитриевич не рассердитесь за эти замечания, а в худшем случае — оставьте их без внимания»[71]. Славянин пишет славянину, и оба вполне могут посмеяться друг над другом; но едва ли Тимофей Флоринский изменил своим «славянофильским» взглядам: его дальнейшая научная деятельность об этом красноречиво свидетельствует. В это письме налицо те радикально монархические ориентации Юлиана Кулаковского, которым он вместе с Тимофеем Флоринским оставался верен до смерти. В связи со сказанным достаточно странным по форме должен казаться фрагмент воспоминаний П. П. Блонского (1884-1941), учившегося в Университете св. Владимира в 1902-1907 гг. на историко-филологическом факультете, которому кроме того, что он записал о Кулаковском, как оказалось просто нечего было о нем вспомнить. И дело здесь не столько в личности Кулаковского, сколько в личности Блонского и времени, в котором он писал воспоминания о годах учения (1930-е гг.). Приведем справедливости ради этот фрагмент полностью. «Деканом у нас был Т. Д. Флоринский, крайний черносотенец, мечтавший об объединении всех славян под скипетром русского царя. Украинцы его ненавидели, так как он считал украинский язык лишь одним из наречий русского языка и во всем украинском видел украинский сепаратизм. Понятно, я не посещал его лекции, тем более что вокруг него концентрировались всегда все наши националисты. Он читал нам славяноведение, и, к счастью для меня, по его предмету был не экзамен, а только коллоквиум, без отметок и притом легкий: требовалось прочтение только одной какой-нибудь книги о славянах. Я выбрал одну такую книгу о Чехии что-то ему о ней рассказал, чуть даже не по своему выбору. Секретарем факультета был Ю. А. Кулаковский. Это был еще более крайний черносотенец исступленно поющий “Боже, царя храни” во всяких “патриотических” манифестациях»[72]. Этот фрагмент свидетельствует помимо прочего о том усердии с которым Блонский, занимавшийся политикой больше, нежели своим научным развитием, относился к учебе в университете. Все университетские преподаватели расцениваются Блонским преимущественно с точки зрения политических взглядов. Конечно, ярлык «черносотенец», к тому же «еще более крайний», необходимо должен быть опущен, беря во внимание обстановку 1930-х годов, когда писался текст воспоминаний П. П. Блонского. Никакого отношения к еврейским погромам и «черной сотне» ни Флоринский, ни Кулаковский не имели: тому доказательством — письма и вся деятельность Кулаковского. Но, как известно, ярлык, раз прилепленный, оторвать очень трудно. Так называемый киевский Клуб русских националистов, одним из основателей (в 1908 г.) и руководителей которого был Т. Д. Флоринский, поплатившийся за это мученической смертью от чекистской руки, преследовал вполне лояльные, «культурно-отвлеченные» цели, конечно оставаясь в рамках самодержавного мировоззрения. «Великорусский шовинизм» был в этом отношении ничуть не краше какого угодно шовинизма. И оправдания тому с этической точки зрения вряд ли когда-нибудь удастся найти. Но искренность в исповедании политических взглядов, духовная и нравственная неспособность изменить им в угоду новым политическим настроениям, подлинное благородство, духовная чистота, порядочность в отношении к ценностям, которые были выработаны обществом и впитаны с младенчества, — это может служить оправданием российского интеллигента начала XX века. С этой точки зрения сам П. П. Блонский, не принимавший — в силу убеждений — монархической идеи, тоже должен быть признан вполне порядочным человеком, которому, однако, едва ли стоило столь жестоко отзываться об учителях, лишая их права на взгляды, отличные от его собственных. Профессора университета, на университетском Совете дающие верноподданнические клятвы и хором поющие здравицы в честь государя императора (надеюсь, совершенно искренне) вместо того, чтобы усердно заниматься в это время за письменным столом, не менее курьезны, нежели студенты, которые вместо того, чтобы учиться, всячески парализуют университетскую жизнь бесчисленными манифестациями; и, конечно, не менее курьезны, чем большевистские деятели, высмеянные в «Собачьем сердце» М. Булгаковым. Рассуждая подобным образом, мы далеко выходим за рамки задач настоящей статьи об «Истории Византии» Кулаковского.
71
Институт рукописей Национальной библиотеки Украины имени В. И. Вернадского (ИР). Ф. III. Д. 22144. JI. 1 — 1 об.