Царь Колхиды, современник императора Анастасия, Дамназ, получил утверждение во власти от Кавада и пользовался большим расположением с его стороны. Когда он умер, сын его Цафий,[61] опасаясь, чтобы Кавад не заставил его принять религию Зороастра, вступил в соглашение с императорским двором и, с разрешения императора, явился в Константинополь с большой свитой местной знати. Он встретил самый почетный прием, принял крещение, получил в жены знатную женщину, дочь патриция Нома, Валериану, и был объявлен сыном императора. Из рук императора он принял внешние отличия своего сана и тем признал свою зависимость от империи. Император зачислил его в штат силенциариев своего двора и положил определенный оклад. Событие это записано в хрониках под 522 годом.
Малала сохранил описание того царского орната, который получил царь Цафий от императора. То была облегавшая тело одежда, стихарь, белый, шелковый, с золотыми клавами и портретом императора на груди; плащ из той же белой материи (χλαμύς) с золотой полосой и портретом императора, приходившимся на грудь. Убранство дополняли золотая диадема, золотой пояс, украшенный жемчугом, красные сапоги, также расшитые жемчугом. Со своей благородной супругой из старого рода патрициев империи Цафий отправился в свое царство, обласканный и щедро одаренный императором.
Узнав о крещении Цафия и измене его персам, Кавад заявил претензию Юстину, что он принял в подданство царя народа, который с незапамятных времен находился под властью персов. От византийского двора был дан ответ, что Цафий явился в столицу без всякого зова, чтобы принять христианство, и император, просветив его светом истины, отослал на царство.[62] Кавад не был удовлетворен таким ответом.
Уполномоченными в комиссию для выяснения спорных вопросов и выработки трактата мирного договора были назначены с римской стороны племянник императора Анастасия Ипатий, магистр армии Востока Патрикий и Руфин, сын Сильвана.[63] С персидской стороны то были высший сановник в царстве Сезоис и военачальник Мебод. Уполномоченные съехались на границе и приступили к обсуждению условий договора. Хосров прибыл из столицы и выжидал в двух днях пути от Нисибина окончания переговоров, чтобы затем ехать в Константинополь. Но на совещании немедленно вышла взаимная обида, так как Сезоис упрекнул римлян за захват Лазики, а персы обиделись тем, что Хосров будет усыновлен как варвар. Резкий тон, который приняли объяснения, устранил с самого начала надежду на возможность соглашения, и уполномоченные разъехались во взаимной вражде. Вину такого печального конца комиссии члены собрания взваливали друг на друга. Мебод обвинял Сезоиса, а Руфин — Ипатия. Над Сезоисом был наряжен суд. К числу возводимых на него обвинений присоединилось и то, что он предал погребению свою умершую жену и тем нарушил закон Зороастра, по которому воспрещалось предавать мертвых земле. Он был казнен. В Константинополе также было следствие о виновности Ипатия. Пытка, которой были подвергнуты близкие ему люди, ничего не выяснила, и он остался на свободе, хотя и был отстранен от двора.
По сообщению Захарии, царь Кавад в досаде на неудачный исход дела приказал царю арабов Аламундару сделать набег в римские пределы, и тот прошел с грабежом и разбоем области городов Эмессы, Апамеи и Антиохии. Он увел много пленных, в числе которых было 400 монахинь из монастыря св. Фомы в Эмессе. Все монахини были зарезаны в честь богини Уцца. Это страшное событие видел собственными глазами отшельник, по имени Дада, который был также уведен в плен и, вернувшись впоследствии, сам рассказывал об этом автору.[64] У Прокопия в его последовательном обзоре отношений к персам нет упоминания о вторжении арабов, но он относит еще ко времени Юстина вторжение персидской армии под начальством вождя Боя в Колхиду. Царь лазов укрылся со своим семейством в неприступных горных ущельях, и персидская армия, ввиду отсутствия дорог и трудности сообщений, не могла предпринять никаких военных действий. Император прислал на помощь лазам вождя Петра с небольшим отрядом гуннов. Петр был скоро отозван в столицу, и на помощь лазам прибыл вождь Ириней с большими силами. Ему было приказано занять гарнизонами пограничные крепости Лазики с Иверией. Но так как лазы тяготились доставлять туда провиант, то римские войска оставили эти неудобные стоянки. Персы воспользовались этим, заняли крепости и поставили в них свои гарнизоны. Ответом на враждебные действия персов в Лазике было вторжение в персидскую Армению, организованное под начальством бывших оруженосцев Юстиниана, молодых тогда людей, Велизария и Ситты, которые недавно прибыли из Константинополя. Не встречая сопротивления, войска проникли далеко вглубь страны и воротились назад в Дару с огромными стадами награбленного скота.[65]
61
Прокопий называет его Гургеном, Малала — ΖτάίΗος, Феофан — Τζά^ης.
Царь лазов назван у Малалы Τζάθης, а у Феофана — Τζαδ ιος. Я транскрибировал это имя — Цафий, но усомнился в правильности и в дальнейших упоминаниях этого имени читатель встретит написание «Тцафий».