В сфере духовного творчества столетие династии Ираклия было крайне скудно. Писателей не было, не было и поэтов, так как вряд ли заслуживает названия поэта певец славы Ираклия, Георгий Писида, хотя он и был обильным стихотворцем. Умственные интересы тогдашних поколений были сосредоточены на богословских вопросах в тесном круге признанных авторитетами в век Юстиниана Великого церковных писателей старого времени. В этой сфере век Ираклидов имел одного наиболее даровитого и цельного выразителя умственных и нравственных запросов и настроений того времени в лице Максима Исповедника. Но этот видный представитель своего века звал не к жизни с ее стремлениями к лучшему будущему, а к созерцанию в тиши монашеской кельи и отрицанию мира с его тревогами, бедствиями и страданиями.[841] То же бесплодие и господство старых традиций царило в искусстве, которое по-прежнему оставалось в служении интересам церкви и грубой роскоши, в которой погряз высший класс тогдашнего общества.[842]
Эллинизм, который еще в век Юстиниана Великого был отождествлен с язычеством и подвергался тяжким гонениям, был задавлен окончательно и умер. Вместе с тем пало образование, почерпавшее свою силу в изучении дивного и бесконечно богатого наследия греческой творческой культуры старых времен. Если в эпитафии несчастной вдовы имп. Маврикия и ее дочерей, написанной, по всей вероятности, вскоре после низложения Фоки, чувствуется воздействие языка Гомера и знакомство с ним,[843] то во всем обильном и столь убогом стихотворстве Георгия Писиды тщетно было бы искать следов знакомства автора с богатым наследием древней греческой поэзии. Образование оскудевало. Нравы грубели. Красноречивое свидетельство об этом дает Пято-шестой собор в своих запретах. Это огрубение нравов сказалось в широком применении жестоких членовредительских казней, как ослепление, урезание языка и носа, которые вошли в обычай даже к особам императорского дома: Мартина и ее дети, братья имп. Константина, Юстиниан, оставшийся в истории с эпитетом «Ринотмет» (т. е. «с отрезанным носом»).
ПРИЛОЖЕНИЕ
Экскурс I
К ВОПРОСУ О ДАТЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ КРЕСТА ГОСПОДНЯ В ИЕРУСАЛИМ ИЗ ПЕРСИДСКОГО ПЛЕНА[844]
Возвращение Креста Господня из персидского плена и водворение его в Иерусалим — события такого великого значения для современников — засвидетельствованы в предании византийских хронистов крайне скудно и притом в двух противоречивых версиях. По одной из них, которую представляет Феофан, Крест Господень был возвращен Ираклию первым преемником Хосрова, царем Широе. Свидетельство об этом имеет вид краткого общего замечания, прибавленного в заключение весьма полного и детального описания последнего похода Ираклия в Персию, имевшего роковые последствия для Хосрова, и дано в таких словах: «Тогда Широе пишет Ираклию, оповещая его о гибели нечестивого Хосрова и заключает с ним (Ираклием) вечный мир, выдал ему всех находившихся в заточении христиан и содержавшихся в Персии пленных, вместе с патриархом Захарией и честным животворящим древом, которое было увезено из Иерусалима Шахрбаразом, когда он его взял».[845] — Военные события последнего похода Ираклия в Персию и его последствия для царя Хосрова, а также и это заключительное замечание отнесены Феофаном к 17-му году правления Ираклия. Под 18-м — Феофан рассказывает о возвращении Ираклия в столицу, сводя это событие к описанию торжественной встречи императора клиром, синклитом и народом в Иерии, на азиатской стороне Босфора, причем вовсе не упомянуто о Кресте Господнем, который, по предыдущему сообщению того же автора, был уже возвращен Ираклию царем Широе. А под 19-м годом помещено известие об отъезде Ираклия, «в начале весны», на восток и водворении Креста Господня в Иерусалиме.
841
О Максиме Исповеднике недавно появилось прекрасное исследование проф.
843
Эпитафия императрицы Константины в храме св. Маманта.
844
Напечатано в «Сборнике статей в честь Владислава Петровича Бузескула». Харьков. 1913-1914, 163-171.