Выбрать главу

Итак, в вопросе о возникновении фемного строя следует исходить из наличия в империи военного сословия и воздействия тех порядков, которые определились в областях с армянским населением, начиная со времен имп. Ираклия в связи с отвоеванием утраченных при Фоке земель, и акад. Успенский глубоко ошибается в своем утверждении, что «раскрыть историю фемного устройства, значит выяснить меры правительства по отношению к землевладению и земельному устройству крестьянского населения», а равно погрешает и в том, что отводит в вопросе о возникновении «фемного устройства» видную роль славянам. Его домыслы отодвигают научное исследование вопроса с того пути, на который оно поставлено в трудах его предшественников.

Экскурс IV

К ВОПРОСУ О ФЕМАХ ВИЗАНТИЙСКОЙ ИМПЕРИИ[889]

Фемный строй Византийской империи, известный для X века главным образом по сочинению Константина Багрянородного De thematibus, вызвал за последние годы целый ряд исследований, в которых отдельные ученые делали попытки общего рассмотрения вопроса, ставили его на принципиальную почву или освещали отдельные его детали.[890] Вопрос о фемах, их происхождении и существе настолько сложен и темен, что, по справедливому замечанию нашего известного византиниста Ф. И. Успенского, он «может с пользою для дела быть поставлен на очередь еще много раз».[891] Обыкновенно фемный строй рассматривается, как оригинальное создание политической мысли византийцев. Но так как Византийская империя была непосредственным продолжением Римской, то ее учреждения нерасторжимыми узами связаны со своим далеким прошлым и нередко только тогда становятся нам понятны, когда удается выяснить эту связь. Для меня лично вопрос о фемах интересен именно с этой точки зрения.

В появившихся за последнее время работах ученых византинистов в рассмотрении этого вопроса господствует и обусловливает направление исследования не эта точка зрения; ввиду этого считаю не лишним остановиться на разъяснении некоторых занимавших меня сторонах и деталях общего вопроса, которые, как мне кажется, заслуживают специального рассмотрения, а в видах большей определенности и конкретности ограничусь в частности фемой «оптиматов».[892]

Фема оптиматов, в смысле области, занимает северо-западную оконечность материка Малой Азии. Константин Багрянородный перечисляет пять городов в пределах этой фемы: Никомидия, Еленополь, Пренет, Астак и Парфенополь.[893] Положение последнего неизвестно; что же до остальных, то три из них были расположены на южном побережье Астаканского, ныне Исмидского, залива Мраморного моря, если направляться с запада на восток, в такой последовательности: Еленополь, Пренет, Астак; Никомидия, главный город фемы, ныне Исмид, расположена в северо-восточном углу залива. Этнографический состав населения области царственный автор определяет так: Βιϑυνοί Ταρσιᾶται, Θυνοί. Древние географы помещали племя финов на северо-восточный угол материка, полуостров, омываемый с севера Черным морем, а с юга ныне Исмидским заливом; главное же племя, вифинян, давшее имя всей области, — к югу и востоку от Исмидского залива,[894] что же касается тарсиатов, то как племя они нам неизвестны; но имя Ταρσία засвидетельствовано у Никиты Хониата, Георгия Акрополиты и в агиографических памятниках в смысле обозначения местности на нижнем течении реки Сангария, к востоку от Никомидии.[895] Так как город Пилы на Астаканском заливе и Никея, расположенная в столь недалеком расстоянии от Никомидии, входили в пределы другой фемы, Опсикия, то, очевидно, южная граница фемы оптиматов шла не на далеком расстоянии от городов Еленополя, Пренета и Астака. В своем дальнейшем направлении к востоку она проходила через реку Сангарий и, охватив местность Тарсию, поднималась затем к северу до морского берега, оставляя к востоку округ города Прусы (или Прусиады, Προυσιάς у Константина) на реке Гиппии, входившего в пределы соседней фемы букеллариев.[896] Таким образом, фема оптиматов, в смысле области, составляла лишь незначительную часть древней римской провинции Вифинии.

вернуться

889

Напечатано в издании: «Изборник Киевский, посвященный Т. Д. Флоринскому». Киев. 1904, стр. 82-118.

вернуться

890

Bury. History of the later Roman Empire. 1889. II, 339-351; Diehl. L’origine du régime des thèmes dans l’Empire Byzantin (Etudes d’histore du Moyen âge, dédiées á Monod. Paris. 1896); Gelzer. Die Genesis der byzanti nischen Themenverfassung. 1889; Успенский. Военное устройство Византийской империи (Изв. р. Арх. Инст. в Константинополе, т. VI. 1900); Панченко. Памятник славян в Вифинии VII века (Ib. т. VII, 1902).

вернуться

891

Ук. соч., стр. 194.

вернуться

892

На истории оптиматов остановился во введении ко второму тому своей Μεσαιωνική Βιβλιοϑήκη греческий ученый Сафа, стр. 36. Но произвольные толкования и ни на чем не основанные домыслы, которыми испещрен этот экскурс, лишают это рассмотрение научного значения. Вигу поминает эти домыслов в примечаниях на стр. 344 второго тома своей истории, исправив только одну ошибку.

вернуться

893

Const. De them. p. 27 В.

вернуться

894

Strabo. XII, 3, 3; 4.

вернуться

895

Ramsay. Historical Geograry of Asia Minor. 1890, стр. 191. Tomaschek. Zur historischen Topographie von Kleinasien im Mittelalter (Sitzungsberichte der Wiener Akademie, his.-phil. Klasse (1891), стр. 8. Св. Евстратий (Acta SS. 17 января, 1 p. 598) происходил — εκ τῆς Ταρσίας, κώμης Βιτζιανῆς του δέματος τών ’ Οπτιμάτων; св. Елевферий погребен — έν Ταρσῷ τής Βιϑυνίας Georg. Acrop.; p. 173: ηγεμονία Βιϑυνίας και Ταρσίας; Nic. Chon. p. 553: κατά την άγχουρον Νικομηδεῦσι Ταρσίαν.

вернуться

896

Const. De Them. p. 29 В.