К этому, остававшемуся долго единственным, упоминанию о готогреках можно прибавить второе в опубликованном болландистами тексте жития трех лесбосских святых, Давида, Симеона и Георгия, подвизавшихся в конце VIII и начале IX века: Φίλου γάρ τίνος έν τοῖς τῆς Γοτϑογροικίας (σιψ) μερεσι νοσήματι δεινοτάτφ περιπεσόντος... και τῷ άγίῷ μή κατοκνήσαι παρελϑέίν εις αύτόν ικετικως διαμηνυσαμενου, ή ϑαυμασία... ψυχή μήτε προς το του καιροῦ χειμέριον άπιδών, ή το της ώρας όψε, των τε ές άπαγωνήν έλϑόντων αύτοῦ ναι τών ϕιλικῶς αῦτῷ συνοδεῦσαι προϑυμηϑέντων, έπί τη του ύετού και χειμώνος συνοχή δειλανδρισάντων, μηδέν άναμείνας λόγοις τε τούτοις (читать следует τούτους ) παραϑαρρύνας, δυσιν ήμεραις και επι τοσαύταις νυξίν ύετού ραγδαιοτάτου άστραπταν τε και βροντών και κεραυνών καταϕερομενών έν όλή (очевидно, вместо όλη) τή περιγείώ τής νήσου... τήν έπι τον φίλον άόκνωζ και μετά προϑυμίας έβάδισεν...[949]
Издатель этого текста прочел имя страны Γοτϑογροικίας и сделал такое примечание: «Нос nomine rarius usurpato Gotthiam seu Chersonesum Tauricam designari putaverim». He подвергая сомнению, что издатель прочел верно и в рукописи стояло именно такое написание, мы готовы однако без малейшего колебания сделать поправку и читать Γοτϑογραικίας. Что же до предложенного издателем объяснения, будто под этим именем следует разуметь Таврический полуостров, то это простое недоразумение, которое изобличает самый текст. Речь идет о морском путешествии: в течение двух полных суток, при бурной погоде, путешественники, отправившись из Лесбоса, достигли области Готогреции. Нельзя не видеть, что этого срока слишком мало для расстояния, какое приходится между Лесбосом и Тавридой. Очевидно, следует искать Готогрецию гораздо ближе. И так как нельзя не отожествить этой области с теми местностями, где жили готогреки, грабившие дома жителей столицы в 715 г., то естественно прийти к мысли, что св. Георгий ездил в какой-нибудь город малоазиатского побережья к северу от области фемы Опсикия, т. е. в пределы фемы оптиматов, как она описана у Константина Багрянородного. Отсюда дальнейший вывод, что готогреки Феофана тождественны с оптиматами Константина.
Если имя «оптиматы» являлось в значении особой фемы в конце VIII века, то, очевидно, оно никогда не выходило из употребления и официального языка, так как этот неизвестный византийцам термин не мог воскреснуть, если бы он вышел из употребления. Появление этого имени на данной территории вынуждает предположить, что в этой местности были некогда поселены оптиматы, являвшиеся со своим военным строем в пору Маврикия в походы имперской армии, имевшие в ней значение «отборных» частей и разнившиеся кое в чем и от близких к ним федератов. Когда и почему оптиматы были именно здесь поселены, гадать об этом трудно и бесцельно; но устойчивость имени ручается за самый факт. Давность и непрерывность с тех пор оптиматов доказывает и самый титул их начальника в смысле фемы — «доместик». Константин Багрянородный видит в этом титуле их начальника свидетельство приниженности их положения в общем ряду фем. Вряд ли однако это так. Титул доместика носили командиры гвардейских полков, как первого по рангу, т. е. схол, так и экскувитов, иканатов, а равно и «нумера».[950] В общей табели рангов доместик оптиматов стоял на 43 месте.[951] При Юстиниане титул доместика принадлежал ближайшему после главнокомандующего генералу, его помощнику. Во время похода против вандалов его носил Соломон. Прокопий, упоминая об этом, определяет положение Соломона в армии такими словами: ός τήν Βελιασαρίου έπετρόπευε στρατηγίαν δομεστικον τούτον καλοῦσι Ρωμαῖοι.[952] Из того, что командир фемы оптиматов носил титул доместика, можно заключить не о приниженном ее состоянии, а о другом, а именно, что выделение оптиматов в особое командование, хотя и не равносильно по значению с соседним то βασιλικόν Όψίκιον, было непрерывной традицией того прошлого, когда этот титул сохранял еще свой исконный смысл, когда в обеих половинах империи существовали domestici pedites и domestici équités, состоявшие под начальством лиц, именовавшихся viri illustres comités dom es ti corum.[953]
В том же смысле, т. е. как свидетельство давности и непрерывного существования оптиматов, может быть понято показание Константина, что эта фема не поделена на турмы и друнги. Сравнительно незначительные по своему пространству пределы территории фемы оптиматов заставляют предположить, что количество людей военного сословия, удержавших от старины это свое историческое имя, было не особенно велико; с другой стороны деление фем на турмы и друнги, т. е. перенесение терминов боевого строя на территорию, было более поздним фактом, чем возникновение оптиматов, которые уже в пору Маврикия имели кое-какие свои особенности тактических делений в боевом строю. Сообщение Константина о том, будто оптиматы исполняли только службу денщиков гвардии во время царского похода и служили прислугой царю, не находит, как было указано, подтверждения в свидетельствах Феофана об их участии в военных предприятиях империи. Но во всяком случае остается в силе связь оптиматов с лицом императора и его гвардией. Показание в том же смысле дает и титул их главного начальника, доместик. Как в конце VI века оптиматы принадлежали к лучшим боевым силам имперской армии, так в VIII веке они привлекались к укомплектованию имперской гвардии. Весьма возможно, конечно, что в X веке боевые качества оптиматов ослабли, ввиду отдаления их от границ империи и мирного положения их области в противоположность напряженной боевой жизни пограничных фем с их ежегодным опытом «курсов», τα κούρσα, как назывались набеги арабов и аналогичные предприятия византийцев. Оптиматы, по своему удаленному положению, были свободны от этих постоянных тревог военного времени и могли в X веке уступать другим фемам в военном духе и опыте. Но как бы то ни было, трудно поверить Константину в том, что вся их служба в царской гвардии сводилась к роли денщиков или хотя бы оруженосцев. И тут, очевидно, Константин допустил недоразумение, каких много в его сочинении De thematibus.