Выбрать главу

Представленная в предшествующем попытка углубиться в розыски относительно оптиматов приводит нас невольно к той общей мысли, что фемный строй, как организация военных сил византийского государства, не был созданием политической мудрости того или иного императора, не имеет определенной хронологической даты для своего начала, а был в самом своем существе наследием давнего прошлого, когда вместо регулярной армии, основанной на системе набора из всего населения государства, в империи оказалось сословие военных людей и притом как на границах в виде milites limitanei или castellani, владевших землей и обрабатывавших ее с обязательством наследственной военной службы как на месте, так и внутри государства — в виде военного сословия, каким являлись проникавшие и принимаемые в пределы империи варвары и прежде, и больше всего — готы. Когда империя еще в VI веке растеряла мало-помалу свою регулярную армию, comitatus, как гласило общее ее обозначение со времен Константина Великого, жалкие остатки которой еще как бы проявляются у Маврикия; когда убийца имп. Маврикия, имп. Фока, окончательно расстроил военные силы государства, то восстановление их совершилось путем возведения в общую систему принципа военного сословия, наличность которого была унаследована империей из прошлого. Эта заслуга принадлежит императору Ираклию и относится ко времени подготовления войны с персами. Константин не без основания называет несколько раз его имя, говоря о начале фем. Но, по своему полному неведению о прошлом своей империи, он совершенно неправильно представляет дело Ираклия и последующих императоров, как праздную забаву дробления территории государства на малые части.

Экскурс V.

К ВОПРОСУ ОБ ИМЕНИ И ИСТОРИИ ФЕМЫ «ОПСИКИЙ»[954]

В интересном и весьма обстоятельном исследовании: «Памятник славян в Вифинии VII века», принадлежащем Б. А. Панченко, затронут между прочим вопрос о происхождении имени фемы «Опсикий». Почтенный автор коснулся его лишь попутно и оставил многое неясным, ограничившись по некоторым существенным пунктам общими соображениями. В дополнение к сделанной им постановке вопроса, я позволю себе войти в некоторые детали, которые, быть может, поведут исследование несколько дальше по пути решения этого интересного и темного вопроса.

I.

Слово όψίκίον и производный от него глагол όψικεύειν имеют в языке византийских писателей терминологическое значение. В связи с этим стоит то объяснение имени фемы, которое дано в сочинении Константина Багрянородного «De thematibus»: τὸ δε ϑέμα τὸ καλοὺμενον ’ Οψίκιον πᾶσιν έχει γνώριμον την προσηγορίαν' ό ψικιον γάρ Ρωμαιστι λέγεται, οπερ οημαίνει τή τών Ελλήνων ϕωνή τους προπορευομένους έμπροσϑεν τοῦ βασιλέως έπι εύταξίςκ και τιμή (ρ. 24). Еще определеннее и полнее изъясняет царственный автор смысл имени фемы в дальнейшем замечании такого рода: διά то προπορεύεσϑαι έμπροσϑεν τοῦ βασιλέως και καταρτίζειν και διευϑύνειν τάς οδούς αύτοῦ και μονάς (p. 5). Итак, по Константину, в самом значении латинского obsequium, получившем в выговоре византийских греков форму όψίκιον, будто бы дан смысл почетного конвоя, предшествующего императору в его путях, на обязанности которого лежит забота об исправности дороги и устройстве остановок в дороге. Само собой разумеется, что никакого подобного смысла не заключено в латинском слове obsequium. Если же Константин именно так разъясняет слово όψίκιον, то в его словах мы имеем лишь осмысление термина фактами тогдашней действительности, хотя и тут возможно некоторое сомнение в полной точности представленного им толкования. В исторических сведениях об участии опсикиан в походах и войнах тех времен тщетно стали бы мы искать подтверждения засвидетельствованного Константином специального отношения войск этой фемы к особе императора. Не упоминает об этом и сам Константин там, где он подробно излагает об условиях и обстановке царского похода на восточную границу империи.[955] Но во всяком случае утверждаемое Константином тождество слова όψίκιον, с латинским obsequium стоит вне всякого сомнения, а если это так, то и учреждение, которое обозначается термином όψίκιον, получает свою довизантийскую историю, ведет нас в те времена, когда империя была не только по названию, но и в действительности — римской, как она продолжала называться и тогда, когда уже стала греческой. Г-н Панченко не повел исследования в этом направлении, интересуясь другими сторонами вопроса. Он отметил лишь один случай употребления слова obsequentes в военном обиходе времен Марка Аврелия. По свидетельству Капитолина этим именем был назван отряд гладиаторов, сформированный Марком Аврелием для военных целей в трудные времена войн на Дунае (cap. 21). С этим свидетельством г-н Панченко сопоставляет другое, сохраненное писателем очень поздней даты, а именно Кодином, об имп. Аркадии, который набрал шесть тысяч константинопольских граждан — έίς όψίκιον ήγουντά πρόκενσα αὺποῦ (De aedif. p. 79).

вернуться

954

Напечатано в Виз. Врем., т. XI (1904), 49-62.

вернуться

955

Const. De cer. p. 452-454.