Приниженный тон этого послания дает живое и непосредственное свидетельство о беспомощности империи в эту тяжкую пору ее истории, а самый документ является единственным в своем роде образцом дипломатического языка того времени.
Смирение, проявленное правительством империи, не принесло ей пользы. Хотя посольство было снаряжено с разрешения Хосрова, как ясно это из текста, но опьяненный успехом своей завоевательной политики Хосров успел переменить свои мысли, не начал никаких переговоров, заточил послов и продержал их долгие годы в заключении. Никифор в своем повествовании об этом событии рассказывает, что Шахин сам заключил послов в оковы, как только вышел из пределов империи и вызвал против себя тем не менее гнев своего повелителя. Последний будто бы ожидал, что он привезет к нему в качестве пленника самого императора, и за неисполнение этой его воли предал его жестокой смерти: приказал с живого содрать кожу.[132] Так как Шахин оставался полководцем в войнах с Ираклием до самой своей смерти в 626 году, то свидетельство Никифора о его казни является ложным.[133] Но можно дать веру показанию Никифора о гневе Хосрова на Шахина в том смысле, что поход этот не имел ровно никаких результатов. По-видимому, в это время Хосров задумал организовать военные действия против империи на море и быть может именно для этой цели направлял Шахина на Босфор, чтобы создать сухопутную базу для поддержки действий на море. Византийское предание не сохранило никаких свидетельств о морских предприятиях персов; но мы имеем показание Себеоса, который, вслед за рассказом о сношениях Ираклия с Шахином, дает краткое сообщение о морском походе персов против Византии. Так как персы владели в ту пору побережьем Киликии и Сирии, то им была подвластна значительная линия берега Средиземного моря с привычным к морю населением. — «Снарядив корабли, персы приготовились к морской битве с Византией. Против них вышли морские войска. Произошла битва на море, но персидские воины позорно обратились в бегство. Погибло 4 тысячи человек вместе с кораблями». Таково сообщение Себеоса.[134] Хотя оно не подтверждается свидетельствами других источников, но оно вполне правдоподобно и находит себе подтверждение в том, что в 623 году персы сделали морской набег на остров Родос, о чем придется упомянуть в другой связи.
Отвоевание Сирии и Палестины, совершившееся так быстро, потребовало от персидского правительства немало забот и времени на приведение обширной территории в прочную зависимость от центра государства. Особого внимания требовали и церковные дела. В Ктесифоне состоялся собор, в котором принимал участие и патриарх Захария. Он имел, между прочим, своим последствием усиление монофизитской церкви в Персии, которая дотоле занимала приниженное положение по сравнению с несторианской.[135] Но завоевательные планы Хосрова в отношении империи шли дальше отвоевания Сирии, и предприимчивый и счастливый в своих предприятиях Шахрбараз нанес новый удар империи: начал завоевание Египта, житницы Константинополя и наиболее доходной провинции государства.
Под мудрым управлением Никиты, остававшегося бессменно на своем посту со времен переворота, положившего конец правлению Фоки, Египет не переживал никаких тревог. Популярности Никиты в стране много содействовало изменение в направлении церковной политики. В первый же год своего водворения в Египте Никита выказал не только терпимость к монофизитской церкви, но и содействие в том важном для монофизитов событии, каким явилось устранение церковного раскола между Сирией и Египтом. Раскол этот произошел вследствие разногласия в богословских вопросах между антиохийским патриархом Петром, преемником Павла (580-590), и александрийским — Дамианом (578-606).[136] Преемник Дамиана Анастасий (606-616) желал устранить раскол: но нетерпимый режим, который поддерживал в церковных вопросах Фока, лишал его возможности приступить к этому делу.[137] После кратковременного преемника Петра на антиохийском престоле, епископа Юлиана, патриархом сирийских монофизитов стал Афанасий (595-631). Когда Египет отпал от Фоки и находился под управлением Никиты, между патриархами Египта и Сирии начались сношения, которые завершились приездом в Александрию Афанасия. В личном общении в течение целого месяца патриархи устранили пункты старого разномыслия своих предшественников в вопросах христианской догмы, пришли к полному единодушию и возвестили о состоявшемся воссоединении своим паствам. Михаил Сириец сохранил несколько относящихся к этой унии документов, в которых с благодарностью упомянуто доброе и благожелательное отношение Никиты к делу церковного мира.[138] Событие это относится к 610 году.[139] Кафедра православного патриарха в Александрии не была замещена после гибели в 609 году ставленника Фоки Феодора, и лишь в 611 году ее занял с соизволения Ираклия уроженец острова Кипра Иоанн, оставшийся в истории с эпитетом милостивого. Чуждый нетерпимости, отдававшийся делам милосердия и благотворения, Иоанн жил в добром согласии с Никитой и не создавал ему никаких затруднений в его примирительном отношении к монофизитам.[140]
135
Ib. гл. 33, стр. 134-136. — Ср.
138
139
Так датирует это событие