В ноябре 1220 г. папа Гонорий III сдался наконец уговорам Фридриха II, венчав того императорским венцом. И уже весной 1221 г. в Дамьетту начали прибывать новые отряды пилигримов, снаряженные Германским императором. Однако напрасно Пелагий пытался заставить их выполнять свои приказы — солдаты откровенно говорили, что готовы служить лишь под командованием Иоанна де Бриенна. Рим направил кардиналу послание, в котором предлагал тому согласовать стратегию будущего похода с курией. Это тем более касалось каких-либо мирных инициатив, которые исходили от сарацин. Дело в том, что к тому времени аль-Камиль еще более расширил свои условия в пользу пилигримов. Он не только предлагал вернуть Иерусалим, но также всю Трансиорданию, выплатить большую денежную компенсацию и заключить мир на 30 лет. Однако Пелагий, не поставив даже в известность папу, отверг это предложение, что выглядело просто глупо, поскольку к тому времени султан сумел восстановить флот и значительно укрепить свою армию. Но это не остановило кардинала, сумевшего настоять на походе против сарацин[76].
И уже в июне 1221 г. крестоносная армия под командованием кардинала Пелагия, к несчастью для латинян взявшего управление походом в свои руки, попалась в засаду, организованную эмиром Египта и, спасаясь от гибели, 30 августа 1221 г. заключила мирный договор. По его условиям крестоносцы обязались вернуть с таким трудом завоеванную Демьетту и всех мусульманских пленников без какой-либо компенсации[77].
Исполнение своих обязательств перед султаном резко осложнилось вследствие того простого обстоятельства, что буквально в это же время к Дамьетте стали прибывать новые отряды германских крестоносцев, направленных Фридрихом II. Они не только были крайне озлоблены на незадачливого Пелагия, так легко разменявшего труды пилигримов на собственную глупость и заносчивость, но и озадачились более насущными проблемами — что делать дальше? Как и раньше, возникло сразу несколько точек зрения, обусловленных различными интересами. Венецианцы особенно негодовали из-за потери Дамьетты, а потому пытались всеми силами удержать город в руках крестоносцев. Но поскольку остальные пилигримы их не поддержали, венецианцы были вынуждены примкнуть к большинству, поскольку собственными силами города они удержать не смогли бы. Наконец, 7 сентября 1221 г. Дамьетта была очищена от христиан и передана султану[78].
Такой итог крестоносного похода вызвал бурю негодования и критики, причем первым ей подвергся Фридрих II, который вместо борьбы за Святую землю предпочитал укреплять империю Гогенштауфенов. Таким способом папа Гонорий III решил отвести критику от Римской курии, не самый достойный представитель которой банально провалил блестяще организованный поход. Но император, небольшого роста, пузатенький и с плохим зрением, слыл большим оригиналом и крайне независимой фигурой. Он был начитан, слыл великолепным лингвистом и свободно владел арабским, французским, германским, итальянским и греческим языками, латынью, хорошо знал право и медицину, историю, философию, держал на службе мусульманских телохранителей и даже имел гарем. Согласимся, при таких чертах характера и личностных качествах трудно оставаться исключительно пасомым лицом. И потому, взвесив все обстоятельства, не спешил оставлять родные пенаты[79].
В 1221 г. возникла еще одна идея, которая должна была, по мысли папы, увлечь Фридриха II в новый Крестовый поход — его женитьба на Иоланте Иерусалимской, титулярной наследнице королевства, внучке короля Кипра и Иерусалима Амори I. Первоначально эта идея не понравилась Фридриху II: нищая невеста, которая была младше его вдвое; Иерусалим, как пустой звук — с одной стороны, и безумные затраты на новый поход ради призрачного успеха — с другой. Но потом под давлением понтифика все же согласился[80].
Правда, это будет еще в будущем. А пока вернемся к герою нашего повествования, срок земной жизни которого уже истекал. Последним мероприятием Ласкариса стала попытка захвата в 1221 г. Константинополя, когда юный Латинский император Роберт на время отлучился из него с основным войском. Был уже составлен и план кампании, но регент, старый крестоносец Конон де Бетюн, своевременно предупредил своего государя, и тот успел вернуться в город до подхода византийцев. Здесь-то и сказалась предусмотрительность Ласкариса: он тут же направил свою жену Марию к брату в качестве посредника, инцидент был улажен, а византийцы и латиняне заключили новый мирный договор, обменяв попутно пленных[81].