Конечно, Константинопольский патриарх был сломлен морально и физически. Несчастный Митрофан умер от горя и стыда в 1443 г., а на вдовствующую кафедру был назначен Григорий Маммас (1443–1450), главный интриган против св. Марка Эфесского в Ферраро. Папа Евгений IV вскоре узнал о том, что греки отвергли унию, и прислал в Константинополь своих легатов. Как подсчитали, в период с августа 1444 г. по ноябрь 1445 г. в Константинополе прошло 15 богословских диспутов с участием латинян и византийских архиереев. Основными диспутантами от латинян был епископ Бартоломео Лапаччи, от греков — Георгий Схоларий, который резко изменил свою позицию под влиянием св. Марка Эфесского и стал убежденным антиуниатом. Но даже смерть св. Марка Эфесского летом 1445 г. не изменила позиции, стороны никак не могли прийти к общему мнению по догматическим расхождениям[871].
Как говорят, сам император Иоанн VIII Палеолог перед смертью отказался от унии, о чем сохранились свидетельства самого св. Марка Эфесского. В своем послании некоему монаху Феофану святитель писал: «Знай, что это лжеединение уже успело благодатью и силой Божьей разрушиться, а латинский догмат, вместо того, чтобы подтвердиться этим ложным Собором, о чем всегда они старались, еще более ниспровергнут и обличен, и заклеймен, как хульный и нечестивый. А те, которые его утвердили, не смеют даже рта раскрыть в его защиту. И император, понимая это, никакого своего слова не говорит. Он открыто кается в содеянном и перекладывает вину на тех, которые, договорившись, подписали определение»[872].
Хотя многие восточные архиереи желали созвать новый Вселенский Собор, ничего из этого не получилось. Денег на Собор не было, а дебатировать с легатами мало кому хотелось. Уния постепенно умирала, а с ней и последние надежды на спасение Византии.
Приложение № 15 «Попытки унии Восточной и Западной церквей»
Кафолическая Церковь не могла оставаться «вселенской» на территории одной Италии или только Константинополя. И раскол христианского мира, конечно же, представлялся современникам очень болезненным явлением, требующим своего лечения. В этом отношении Византийские императоры и Римские епископы зачастую действовали солидарно. И этот процесс, крайне тонкий, изобилующий множеством привходящих обстоятельств, настолько сложен, что совершенно напрасно и неоправданно пытаться присвоить ему какую-то конкретную, раз и навсегда данную оценку. Тем более отрицательную.
Нередко полагают, что уния, будь она реализована в действительности, могла бы привести к духовному порабощению Константинопольской церкви Западом. Наподобие, как происходили события на Украине и в Белоруссии после заключения Брестской унии 1569 г. Но, во-первых, мощь византийской культуры не идет ни в какое сравнение с южнорусскими областями, находившимися к тому же под политической властью Польши. Во-вторых, уния вовсе не означала оккупации Византийской империи латинянами, как это было с православными территориями в XVI веке. В-третьих, папство в XIII веке обладало несопоставимо большими жизненными силами, чем деморализованная и раздробленная Римская церковь в условиях Реформации. Наконец, уния означала объединение военных усилий всего христианского мира против турок-османов. Безусловно, спасенная Византийская империя могла продемонстрировать и реализовать большой запас внутренних сил и реально улучшить состояние Восточной церкви.
Безмерно упрощая ситуацию, иногда говорят, что папы пытались навязать Восточной церкви унию. Но с того времени, как Великий раскол 1054 г. стал осознанной реальностью, практически все Римские цари могут быть смело отнесены к «униатам», причем униатам инициативным. Хотя в первые годы мы не видим привычного общения Константинопольского патриарха или василевса с папой, но это вполне объяснимо. Как раз в ту пору на Западе завязалась жесточайшая борьба за инвеституру, и Римским епископам было просто не до греков. А Византия преодолевала внутренний правительственный кризис и мечтала о спасении от печенегов, турок, павликиан и норманнов.
Но едва дым военных костров развеялся и папы благословили свое детище — первый Крестовый поход, как интенсивность общения с ними Константинополя резко возросла. Алексей I Комнин уже с 1084 г. вел обширную переписку с Римом, и по его просьбе в 1091 г. архиепископ Феофилакт написал пространное сочинение в очень миролюбивом тоне, должное доказать беспочвенность утверждений о серьезных разногласиях между латинянами и ромеями. Попутно папа Урбан II (1088–1099) созвал в 1089 г. в г. Бари Собор с целью объединить греческие и латинские церкви Италии. Он добился признания за греками права совершать богослужение по их обрядам, но тут возникла оживленная дискуссия по поводу Символа Веры и Filioque — греки никак не желали признать это добавление.